Практически, так было в большинстве школ…

Не принятых в пионеры школьников соответствующего возраста были единицы. Выйти из организации по своему желанию или несогласию было немыслимо. Поступивший так (или — что еще хуже — исключенный из организации за какие-то грехи) ученик становился изгоем. Самым страшным оказывалось даже не отношение окружающих, не родительские кары, а собственное чувство отлучения от ребячьего сообщества, от привычной среды, ощущение своей неполноценности. «Душевные муки» делались порой нешуточными. Об этом, кстати есть написанная в давние сороковые годы пьеса С. Михалкова «Красный галстук» — совсем не такая «примитивная, лобовая и пропагандистская», как иногда пытаются представить современные «критики», а умная и актуальная для той эпохи. Хотя и вполне, казалось бы, поддерживающая систему той, официальной пионерской организации…

Но была еще вторая пионерская организация — с великими трудами, риском, потерями, но и с определенными успехами, отстаивающая право на свое существование, право ребят быть настоящими пионерами — юными открывателями жизни, творцами, следопытами, строителями, теми, кто хочет творить добро по своему детскому вдохновению, по велению сердец.

Возникали отряды вне школ. Рождались клубы, кружки, экипажи, спортивные команды, где хозяевами были ребята и выбранные ими взрослые командиры. То на убыль шло, то возрождалось опять движение этих коллективов, появлялись методики, возникали союзы, делались конкретные добрые дела.

Естественно, и минпросовские и партийные власти, своими чуткими ко всяким неутвержденным новшествам нервами, улавливали в этих объединениях опасность для своей чиновничьей заскорузлости, для стабильности замшелой педагогической системы (два основных требования которой я уже упоминал). «Самостийные» (и «полусамостийные») ребячьи объединения подвергались проверкам, запретам и разгонам, лидеры — санкциям всякого рода и отлучениям от работы с детьми. Но это было похоже на борьбу с одуванчиками в городе Екатеринбурге (объявленными, как и могучие тополя, сорными и вредными растениями) — их каждое лето старательно изничтожают деловитые дяди с газонокосилками, а в каждом мае одуванчики на радость людям снова отважно усеивают городские лужайки и обочины.

Так же, несмотря на всякие «санкции», продолжали возникать выбивающиеся из официальных рамок, но истинно пионерские отряды.

Мне кажется, что именно опыт этих вот «одуванчиков» следует прежде всего учитывать, если речь зайдет о детской организации нового типа.

Взявшись писать этот текст (как его назвать: книжка, брошюра, статья?.. ну, не исследование же, елки-палки — какой из меня научный работник!), я полез в интернет и там наткнулся на статью Ричарда Соколова — давнего руководителя ребячьего форпоста имени Шацкого в Москве — об истории коммунарства и других подростковых объединений в шестидесятых-семидесятых годах. И охнул…

Господи, ну все это уже было! И не раз! Появлялись, распадались, возникали снова детские объединения очень разных направлений и профилей (но всегда с хорошими целями), потому что потребность ребят в своей организации диктовалось самой их ребячьей сущностью, их природой, стремлением видеть рядом надежных товарищей и делать в жизни что-то интересное и полезное.

Можно вспоминать следопытов и разведчиков Сетон-Томпсона и Баден-Пауэла, русских скаутов начала двадцатого века, Российское общество юных разведчиков, возникшее среди питерских детей, волею гражданской войны заброшенных в двухлетнюю безжалостную эвакуацию и совершивших вынужденное кругосветное путешествие под опекой энтузиастов Американского Красного креста (об этой одиссее рассказано в замечательной книге Владимира Липовецкого «Ковчег детей»; а РОЮР потом оказал немалое влияние на юную пионерию Петрограда). Можно писать о лагере «Орленок», который, в отличие от «правильного», образцово-показательного «Артека», всегда был «рассадником оппозиционных идей». Можно отыскать прекрасную книгу Любови Кабо «Повесть о Борисе Беклешове» про ребячью Академию наук (и про горести ее беззаветного руководителя), можно раскопать сотни историй о жизни то знаменитых (вроде «Фрунзенской коммуны»), то совсем безвестных ребячьих коллективов — иногда с грехом пополам дотянувших до наших дней, а чаще — сгинувших под неумолимым натиском чиновничьей и педагогической систем. Ибо то, что нужно детям, совершенно не нужно этим системам.

В давней отрядной песне «Каравеллы» о барабанщиках есть строчки:

Горьким горнов молчанием

Будет память пропета

Всем сгоревшим отрядам —

Маленьким кораблям…

Они действительно то сгорали, то шли ко дну, потому что были не нужны системе. Мало того, рассматривались, как «источник крамолы», поскольку власти всегда отчаянно боялись тех, кто несет в себе зародыши самостоятельных мыслей и творческого подхода к жизни…

Сохранить себя удавалось немногим.

Но те, кто выжили, несут в себе немалый опыт детского движения, и если создавать новую организацию для ребят школьного возраста, надо учитывать опыт именно этих выживших и закаленных отрядов — знающих, для чего они живут.

Их, несмотря на «попытки искоренения» все еще немало. Они выжили не за счет каких-то спонсорских пособий и благосклонного отношения администраторов, а благодаря собственному упорству, единению ребят, самоотверженности их бескорыстных лидеров и понимания, что они нужны друг другу и людям вообще.

Думая о создании новой организации, надо опираться прежде всего именно на эти ребячьи сообщества.

Они очень разные. И вовсе не следует пытаться подчинить их единым нормативам, общей системе управления, одевать в единую форму. Следует обратиться к тем, кто возьмется за дело объединения: «Ребята, давайте подумаем, как жить вместе, чтобы от этого была польза и нашим отрядам, и окружающим людям». И основой объединения должны стать самые общие принципы (о которых я надоедливо твердил на протяжении многих страниц):

— товарищество;

— уважение друг к другу, к коллективу и к людям вообще;

— доверие;

— стремление к творчеству;

— уверенность в том, что твое дело приносит людям пользу:

— отрицание агрессии и убежденность, что нельзя самоутверждаться за счет силы;

— стремление к доброму человеческому общению.

Совокупность и осознание этих качеств помогает отдельным ребячьим сообществам ощутить родство душ.

На обложке одного из каравелловских альманахов «Синий краб» есть прекрасный снимок: группа барабанщиков из разных городов играет сигнал открытия общего сбора (кажется, это 1982 год). В летнем лагере под Екатеринбургом собрались уральские, подмосковные, крымские ребята, чтобы создать объединение юнкоровских отрядов (называлось «Звезда»). И создали. И оно работало несколько лет. Ему бы хоть капельку внимания тех, кто отвечал тогда в стране за работу с детьми. Хоть чуточку помощи и защиты от равнодушных и подозрительных бюрократов — может быть, жило бы оно и до сих пор. Закручивали бы хорошие дела по всей стране, выпускали бы общие газеты, собирались бы в летних лагерях, звали бы к себе новых и новых ребят, чтобы показать, как жить осмысленно и без злобной ощетиненности. «Для блага всей Земли…», как пел Андрей Миронов в знаменитом фильме «Человек с бульвара Капуцинов»…