Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я это сделаю, — услышала она свой голос будто со стороны. — У нас ведь нет выбора, верно? И… я вам верю. Просто дайте мне… успокоиться. Я… сейчас. Можно я побуду одна?
— Да… — сказал Алестар хрипло. — Конечно. Я возьму Жи и погуляю с ним. Вернусь… через пару часов.
— Нет, — сказала Джиад, с усилием отрывая пальцы от решетки. — Через пару часов будет только хуже. Через час. И захватите тинкалы, что ли. Погорячее и послаще. Если ее можно пить перед этой дрянью.
«Вина бы, — подумалось ей. — Пару кувшинов крепкого, чтоб оглушить себя, как ударом по голове. Да в Бездну! Я пережила это все с жестоким ублюдком. Перетерплю как-нибудь напоследок с тем, кто не хочет сделать мне больно. Сейчас меня мучает не Алестар, а моя собственная память. Ну так вот — в Бездну. Страх, у тебя нет надо мной власти. Я твоя хозяйка, а не ты — мой!»
К тому моменту, как Алестар вернулся, Джиад уже почти успокоилась. И даже смогла мрачно оценить забавность происходящего: сам король морского народа выгуливает ее зверюшку и плавает за выпивкой. Расскажи кому на суше — ведь не поверят. И уж точно не поймут. Джиад и сама не понимала многого, но знала точно: Торвальду никогда бы просто в голову не пришло даже предложить подобное. Он-то всегда знал, как вести себя по-королевски. Умел принимать восхищение и любовь, сиять отраженным светом, сберегая собственные силы… А впрочем, меньше всего Джиад сейчас хотела думать о Торвальде.
Алестар с немалым трудом запихнул в клетку весело огрызающегося Жи и вернулся к столику, на котором оставил кувшинчики с тинкалой. Без всякой нужды переставил их ближе к постели, потрогал мерцающий сосуд с эликсиром, снова взялся за тинкалу. И все это — старательно не глядя на Джиад. Его коса, туго заплетенная с утра, растрепалась, и длинные рыжие пряди норовили расплестись — иреназе где-то потерял кольцо-заколку.
— Пей, пока горячее, — сказал он, по-прежнему не оборачиваясь к Джиад. — Только закуски я не принес… Послать за ней?
— Не надо.
Джиад взяла ближайший кувшинчик, уже привычно поддела кончиком языка пленку на горлышке, прижала губы к еще теплому глиняному краю. Тинкала и вправду была горячей. А еще сладкой и пряной — как раз такой, как хотелось. Похожую варила Санлия…
Алестар тоже взял свою порцию, покрутил в пальцах. Поставил на стол, но через полминуты схватил снова и сжал в ладонях с отчаянием утопающего, цепляющегося за брошенную веревку. Наверное, надо было что-то ему сказать, но Джиад молчала, цедя горячую жидкость, обволакивающую нёбо почти приторной сладостью. Говорить не хотелось. Голова была пустой, а тело — вялым, расслабленным. Все-таки почти час успокаивающих сутр…
Она покосилась на сосуд с эликсиром, больше напоминающим не жидкость, а светящийся туман.
— Как его пить? — спросила вслух, чтобы нарушить вязкую тишину.
— Как тинкалу, только вдвоем, — тихо ответил Алестар, продолжая мучить свой кувшинчик. — Тебе не холодно? Может, пустить сюда воды потеплее?
— Уже не холодно, — сказала Джиад, почти не соврав, допила тинкалу и с сожалением отставила пустую посудинку, будто песочные часы, отмерившие нужный срок. — Давайте, что ли… Чего тянуть?
— Ты… точно позволяешь?
Алестар был бледен, словно не его последние дни без конца поили снадобьями для восстановления крови.
— Да давайте уже! — выдохнула Джиад, стараясь не сорваться снова то ли в страх, то ли в злость из с таким трудом обретенного зыбкого спокойствия. — Что мне делать? Раздеваться?
Она взялась за край туники, потом подумала, что верх как раз снимать совсем не обязательно. Дернула завязку штанов и чуть ли не впервые в жизни лишь сильнее затянула ее. Нечаянно, конечно. Едва не рассмеялась, но смех вышел бы хуже слез — только это и остановило.
— Подожди, — тихо сказал Алестар. — Подожди немного.
Подплыв к стене, он подкрутил что-то в основании самого большого шара с туаррой, и тот погас, оставив комнату в полумраке. Джиад, никогда не стеснявшаяся собственного тела, вдруг задышала легче.
— Я сам, хорошо? Позволь мне…
Вернувшись к кровати, Алестар не стал пристраиваться рядом, а, напротив, остался у Джиад в ногах. Взял ее босую ступню и принялся медленно поглаживать от пальцев к щиколотке.
— Не надо…
Джиад дернулась, однако ее держали хоть и мягко, но крепко.
— Надо, — так же тихо ответил иреназе. — Ты же как занесенная острога… Вот-вот сорвешься. Позволь мне, пожалуйста. Ложись на подушку…
Она молча повиновалась. Откидываясь в ворох подушек и одеял, пыталась уговорить себя, что на самом деле успокоиться надо рыжему, вот и пусть… Но врать себе не получилось — то, что делал Алестар, оказалось бессовестно приятно. Рыжий разминал ее ступню не очень умело, зато с потрясающей старательностью. Каждый палец, потом край ступни, потом подъем к щиколотке. А потом склонился и коснулся губами чувствительного места в середине подъема.
Джиад дернулась. Это уже было… чересчур!
— Ч-ш-ш-ш, — прошептал иреназе. — Лежи… Как я давно хотел это сделать…
И снова принялся настойчиво и откровенно покрывать поцелуями: от пальцев к щиколотке и обратно, не прекращая гладить и растирать. Потом взялся за вторую ступню…
Джиад лежала, растерянно уговаривая себя не сопротивляться. В том, что делал Алестар, не было ничего постыдного, напротив… Но ей очень не нравилось, что тело начинает откликаться на ласки самым естественным образом. Ох… Она закусила губу, собираясь сказать, что хватит, и поняла, что действительно согрелась: снизу вверх по телу катились теплые томные волны удовольствия. Алестар, держа в ладонях обе ее ступни, напоследок приласкал большими пальцами щиколотки и осторожно убрал руки. Джиад совсем уж глупо захотелось спрятаться под одеяло, но она заставила себя дышать ровнее.
— А нам не пора пить эликсир? — не удержалась она.
— Пора… наверное…
Алестар толкнулся хвостом, оказавшись рядом, больше для виду оперся на локоть, едва касаясь поверхности постели.
— Я просто хочу, — сказал он, — чтобы все началось по-настоящему, а не в дурмане. Джиад, я не знаю, какую часть памяти заберет зелье. Какую часть… нас обоих. И что вернет нам потом. Пожалуйста, постарайся помнить…
Он осекся, глубоко вздохнув, протянул руку и очень бережно заправил за ухо Джиад выбившуюся прядь волос, которые она в последнее время связывала шнурком — так отросли.
— Можно? — спросил и, дождавшись едва заметного кивка, потянул за кончик шнурка.
Стянул его, погладил освобожденные волосы, запустил в них пальцы, глядя с безнадежным восхищением и тоскливой жадностью. Умом Джиад понимала, что ей должен очень не нравиться этот вожделеющий взгляд, но она уже устала бояться. А еще где-то очень глубоко, надежно спрятанное от себя самой в первую очередь, в ней плескалось совсем уж недостойное чувство обиды: если бы не запечатление, разве смотрел бы на нее так избалованный красавец-морской король? Да никогда… Это было правильно и понятно, но… все равно саднило.