– Максим Максимович, перед вами бумага и чернила. Ваша задача: вначале изложить разговор, который состоялся у вас сегодня с гражданином Заковским, а затем все, что привело к этой беседе…

– Вы по… – На этот раз его хлопнули по макушке без сигнала Артузова.

– Через пятнадцать минут на очную ставку с вами приведут гражданина Заковского. Постарайтесь к тому времени написать достаточно, чтобы не разочаровать нашего сотрудника, который будет дальше с вами работать. Иначе придется познакомиться с одним из наших немногочисленных заключенных. У него на вас очень большой зуб. Числится он без вести пропавшим, как и его напарник, зарытый в подмосковном лесу. По плану и он должен был лечь рядом, но та самая девушка, которую вы мечтаете сжить со свету, уговорила всех принимавших решение не торопиться и дать человеку возможность проявить себя. Чтобы вы понимали, о ком идет речь, подскажу – начальником у них был безвременно усопший Зиновий Борисович. Я с вашего разрешения удалюсь часа на два, день был сумасшедший, а потом почитаю показания.

– Я ничего не буду писать, пока мне не дадут возможность поговорить с товарищем Сталиным! Вам это с рук не сойдет! Очень скоро вы горько пожалеете, что связались со мной!

Артузов весело засмеялся:

– Приятно, что вы в такие годы сохранили юношеский максимализм и детскую наивную веру в свою несгибаемость. Но пришла пора взрослеть. И еще одно. Я, безусловно, польщен вашей заботой о моем будущем, но настоятельно рекомендую вам подумать о своем настоящем. Вы не представляете, какой долгой бывает ночь и как много может измениться до утра в вашем моральном и физическом облике. Не старайтесь заполнить эти пробелы в своих знаниях, Максим Максимович, воспользуйтесь добрым советом, беритесь за ручку и бумагу.

Он вышел из комнаты, оставив Литвинова размышлять над поворотами судьбы. А Максим Максимович был человек упрямый, свято верящий в свою неприкосновенность.

«На понт меня решили взять! – ему вспомнилась фраза из далекого белостокского детства. – Ничего у вас не выйдет. Айви не тронули, значит и английское, и американское посольства уже в курсе дела. Посмотрим, как вы завтра запоете».

Через несколько минут в камеру заглянул мужчина с капитанскими ромбами.

– Не пишет? – задал он риторический вопрос сержанту, стоящему за спиной. – Веди в камеру. Заковский еще минут сорок будет писать, потом перечитывать все, подписывать. Как раз гражданин настроится на продуктивное сотрудничество.

Бесцеремонно подняв Литвинова со стула, сержант потащил его вдоль подвала к двери, в маленьком окошке которой виднелся свет. В небольшой камере стояли двухэтажные нары. Верхняя полка была занята, лежащий на ней мужчина лет тридцати читал какую-то книгу. Взглянув на вошедших, он ловко спрыгнул вниз, обул толстые разбитые войлочные шлепанцы и радостно поздоровался.

– Наконец-то компания! Здравствуйте, Максим Максимович! Не чаял вас увидеть. Надолго? Если надолго, надо белье принести, – обратился он к сопровождающему сержанту.

– Через сорок – пятьдесят минут на допрос.

– Вот так всегда. Стоит появиться хорошему собеседнику, как его сразу забирают. Но грех жаловаться. Могло и такого не быть.

Сержант закрыл дверь камеры, оставив Литвинова наедине с этим странным человеком. В его глазах, устремленных куда-то вдаль над головой наркома, мелькало что-то знакомое. Максим Максимович вспомнил: таким же взглядом закрытый в клетке зверь провожал любопытных зрителей. Молча, резко и жестко Литвинова ударили под дых. Пока он судорожно хватал воздух побледневшими губами, «постоялец» вытащил из-под матраца связанные из порванной простыни веревки. Одной из них ловко скрутил наркому руки за спиной и завел за нары, где оказалась прикрученная к полу табуретка перед небольшим столом.

– Это мое рабочее место. Табуретка чуть далековато стоит, приходится выкручиваться. – Сказав непонятную фразу, неизвестный нырнул Литвинову за спину и сильно потянул за веревку связанные руки вверх, заставляя того согнуться. Когда лицо наркома почти коснулось края табуретки, он зафиксировал веревку к верхней перекладине нар. – Вот о чем и говорю. Чуть-чуть ближе стояла бы – и прямо по центру бы вышло. А так приходится тазик одной рукой придерживать.

Связав ему ноги вместе, зафиксировав веревку на ножке кровати, он принес тазик, наполовину наполненный водой, и поставил его на табуретку. Отдышавшийся Литвинов начал громко возмущаться происходящим, но получил очень болезненный удар по почке.

– Сейчас голову помоем. Шутка. Голова у вас и так чистая. Эту водную процедуру придумал покойный Зиновий Борисович. Надо сказать, голова у него варила здорово. Жаль, что так все вышло… я с ним почти пятнадцать лет проработал, неплохой был мужик… Так скажу. В Бога он не верил – это его и сгубило… – Странный заключенный задумался, забыв о своем госте, стоящем в интересной позе над тазиком с водой. – Что-то заговорился я с вами. Продолжим то, что важно знать сейчас. Назвали мы эту водную процедуру «Взгляни в глаза». Вы сейчас сами поймете почему.

Схватив его одной рукой за волосы, другой, придерживая тазик, он резко макнул Максима Максимовича головой в воду, прижав его лицо ко дну. Судорожные дерганья привели лишь к тому, что кислород в легких сгорел быстро. Не в силах бороться, нарком судорожно открыл рот и вдохнул воду, острыми иглами вонзившуюся в бронхи и легкие. Рука отпустила его волосы, и Литвинов, стараясь очутиться как можно дальше от тазика, начал судорожно выплевывать воду. Ему казалось, легкие рвутся на клочки и лезут наружу через горло. Мужчина извлек откуда-то папиросу, закурил и пристально посмотрел недобрым взглядом.

– Это была разминка, Максим Максимович, чтобы сердце привыкло. Мы сначала по незнанию сразу давали возможность гражданам заглянуть в глаза. Не все выдерживали. Мужики покрепче вас от разрыва сердца Богу душу отдавали. В любом деле, Максим Максимович, опыт нужен. Ничего, еще два-три подхода, и вы увидите ее глаза.

– Нет! Не нужно! Я все понял! Я все напишу!

– Ты это сержанту скажешь, мне это по фиг.

Мужчина докурил папиросу и направился к Литвинову. Тот страшно завыл на одной ноте.

– Дурень. Вдохни поглубже.

В этот раз рука не отпустила его, когда он вдохнул воду в легкие, держала, пока ужас, заполнивший его, не начал выдавливать глаза наружу. Все затянулось кровавым туманом. Рука выдернула наркома из воды, и, когда, судорожно кашляя, он смог различать окружающие предметы, в его глаза уперся заинтересованный взгляд мучителя.

– Нет, еще не увидел, – разочарованно сказал тот и, потянув носом, с улыбкой глянул на пижамные штаны Литвинова, потом удовлетворенно произнес: – Но мы на правильном пути. В следующий заход ты увидишь ее.

Его взгляд стал мечтательным. Он решительно направился к едва откашлявшемуся Литвинову.

– Товарищи! Спасите! Заберите меня отсюда!

– Чего ты кричишь? У нас еще пятнадцать минут в запасе. Вдохни поглубже.