26 сентября, выслушав доклад князя Щербатова, Государь объявил ему об увольнении с должности министра внутренних дел.

26 сентября министром стал Хвостов.

28 сентября Белецкий был назначен главой департамента полиции и товарищем нового министра внутренних дел.

Вместо Самарина был назначен Александр Волжин – барин из старинного дворянского рода, ленивый сибарит, вряд ли способный отстаивать собственные взгляды. Но главное – он был дальним родственником Хвостова, что было для Аликс верным доказательством преданности Волжина. Ибо если она верила в кого-то, то верила безоглядно...

Переворот свершился. Важнейшее министерство (внутренних дел), тайная полиция и управление церковью перешли к «нашим». Это была победа. Ее победа.

До революции оставалось меньше чем полтора года.

Из донесений агентов: «28 сентября в Петроград прибыл Григорий Ефимович Распутин».

Он стал совершенно другим – это отметят все, его увидевшие. Как описывает певица Беллинг. «Когда Распутин вошел в гостиную... я ахнула. Что за царственная осанка... сколько собственного достоинства в поклонах и как деликатно он пожимал руки – совсем новый человек».

Теперь в мужике была великая важность. Побежден сам Верховный, все недруги сметены «мамой». Все узнали его силу! И сына вместо фронта в «царицын лазарет» пристроить обещали... Всюду он победил!

Из показаний Молчанова: «У него было чрезвычайно радостное состояние духа от того, что великий князь убран, а Самарин и Щербатов уволены, и... назначен Хвостов, о котором Распутин сказал, что это хороший и близкий ему человек».

ЗАМЫСЕЛ «ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ»

Но Распутин не знал, что, пока он ехал из Покровского в Петроград, «хороший и близкий ему человек» уже обсуждал с двумя другими «хорошими людьми», как превратить мужика в послушную марионетку.

Из показаний Белецкого: «Сейчас же по опубликовании указа о Хвостове, а затем и обо мне, были получены сведения о выезде из Покровского Распутина... И между Андрониковым, Хвостовым и мною состоялась выработка плана наших отношений с Распутиным».

Но все участники «выработки плана» ничего не понимали ни в этом мужике, ни в его положении. Белецкий скажет на допросе, что они не представляли «истинных размеров этой колоссальной фигуры». Для обоих бюрократов и легкомысленного Андроникова Распутин по-прежнему оставался полуграмотным мужиком, капризом царской четы, привязанной к нему лишь болезнью сына. И они решили попросту использовать Распутина. Их план был прост: давать мужику деньги на пьянки, сделав его таким образом своим платным агентом, и оказывать через него давление на Царское Село. При этом у каждого были и свои собственные тайные планы, которые они скрывали друг от друга, но осуществлять их надеялись также при помощи Распутина.

Эти планы сначала рассорят «хороших людей», а потом и погубят. Ибо они не понимали, что имеют дело не с мужиком, но со «вторым я» царицы.

ГОСПОДА УНИЖАЮТСЯ

Как вспоминал Белецкий, «на другой же день после приезда Распутина в Петроград на квартире Андроникова был устроен обед, и состоялось наше с ним свидание... Не только я, который к этому времени его еще недостаточно изучил, и Хвостов, который... долгий промежуток времени его не видел, но даже Андроников и Червинская были поражены некоторою в нем переменою: в нем было более апломба и уверенности в себе... Из первых же слов Распутин дал понять, что он несколько недоволен тем, что наше назначение состоялось в его отсутствие, и это подчеркнул князю, считая его в этом виновным».

Они не поняли, что мужик просто издевался над ними. Распутин все время был в курсе интриги с назначением Хвостова и Белецкого. А теперь он играл – заставлял гордых бюрократов униженно оправдываться.

И они оправдывались... Андроников, по словам Белецкого, «довольно умело отпарировал упрек... изъявлением... благодарности за поддержку в нашем назначении; дал понять Распутину, что... мы особо это ценим, и... что его советы и поддержка во дворце сразу нас поставят на правильный путь и охранят от ошибок». После чего князь «сейчас же пригласил к столу, начал усиленно потчевать его, подчеркивая особое к нему внимание и уважение». Как, должно быть, смеялся умный мужик над этими господами!

Он сразу поставил их на место, после чего продолжил издеваться. Во время обеда «хорошие люди» с изумлением узнали, что «наши назначения, оказывается, Распутину были известны, и что он против нас ничего не имеет». Но только они успокоились, только Распутин «поздравил нас... желая нам успехов служебных», как вдруг он обрушился с упреками на Хвостова – «когда он к нему приезжал еще в Нижний Новгород... Хвостов даже не дал ему поесть, а у него, Распутина, в кармане тогда было всего 3 рубля...»

Пришлось поунижаться и гордому Хвостову. «Хвостов ответил, что он не знал... и что Распутину следовало бы прямо сказать о своем тогдашнем материальном затруднении, и что, конечно, этого теперь не будет... И добавил, что теперь Распутин может быть спокойным в смысле охраны его». И Манасевич-Мануйлов добавляет в своих показаниях пикантную подробность: когда подали уху, Хвостов сказал Распутину, «что не будет есть, пока тот не благословит, и когда тот благословил, Хвостов поцеловал у него руку».

Пришлось унижаться и Белецкому. «Тут Распутин мне уже высказал упрек за прошлое соглядатайство за ним и сообщил, что об этом ему говорил сам царь». И директор департамента полиции оправдывался и жалко напоминал, что «зато при мне не было на него покушения... потому что я наблюдал и за Илиодором, устроившим при генерале Джунковском на него покушение».

Белецкий считал, что он ловко «перевел его внимание на Джунковского; это отвлекло Распутина от разговора обо мне». Он был неправ: бросая своих собеседников из огня в холодную воду, мужик подавлял их, и когда понял, что они готовы ему служить, изобразил свое к ним расположение. И набросился на Джунковского – «напомнив об обиде, ему причиненной Джунковским, жалобой на его поведение в Москве (расследование скандала в „Яре“. – Э. Р.)... гневно закончил словами: „Я ему этого не прощу!“

Продолжая пугать своей яростью обоих бюрократов, он «распалился против Самарина» и заставил их предать «достойнейшего человека их круга».

«Никто из нас Самарина не защищал, а наоборот», – с грустью вспоминал Белецкий.

Наконец наступил финал: Андроников «вызвал Распутина в кабинет» и передал ему 1500 рублей. Как они были наивны – покупать его, через чьи руки проходили тогда сотни тысяч! И мужик провел их еще раз – «всем видом показал удовлетворение»... После чего состоялось подношение от Хвостова и Белецкого. «Мы решили тайно от князя... оставшись одни, дали ему лично 3000 в конверте за его к нам расположение... он скомкал конверт, сунул в карман и ушел, расцеловавшись со всеми».

Небрежно скомкал 3000 рублей – показал, что для него это мелочь... В1917 году, уже все поняв, Белецкий печально отметит на следствии: «Не зная особенностей его натуры, мы хотели войти к нему в доверие при помощи подачек».