Что же касается «изматывания» Новиковым своих дивизий в районах, «не соответствующих общему положению» войск, то и это утверждение лишено оснований. Ведь сам же Рузский указывал Шейдеману на неправильное использование конницы Новикова для нанесения ударов по ближайшим тылам противника. Новиков действовал на тех направлениях, которые определялись штабом 2-й армии. Поэтому было бы честнее, если бы штаб Северо-Западного фронта обвинил командующего 2-й армией, а не генерала Новикова в «изматывании» 1-го конного корпуса. Штаб Северо-Западного фронта сам не понимал, в какие условия он ставил корпус Новикова и что от него требовалось.

История подтверждает, что 1-й конный корпус 28 октября отступил от собственной тени. Противник был измучен не меньше, чем корпус Новикова, и не преследовал наши дивизии. Паника, возникшая в 8-й кавдивизии, перенеслась и в 5-ю кавдивизию, она охватила и самого Новикова и его начальника штаба Дрейера. Теперь ясно, что Дрейеру очень не хотелось сообщать о потере орудия. В донесении № 7726 от 29 октября, направленном начальником штаба 2-й армии начальнику штаба Северо-Западного фронта, о потере этого орудия не сказано ни слова.

Конечно, без поддержки пехоты конный корпус Новикова не справился бы с атакой десяти пехотных батальонов противника, располагавшего и кавалерией. В лучшем случае Новиков мог набрать три-четыре батальона спешенных всадников.

Факты свидетельствуют, что наше высокое начальство не понимало роли конницы в боевых операциях 1914 года. Об этом же говорит тот факт, что оно считало: Новиков вполне мог выполнить задачу, поставленную его корпусу командованием фронта и армии. У конницы Новикова оставалась прежняя задача — двигаться в направлении между Слупцей и Калишом и далее между Познанью и Лешно.

Командование Северо-Западного фронта 31 октября отдало директиву № 1489 о наступлении на территорию Германии. В тот же день приказ № 41 о наступлении на территорию Германии был отдан командованием 2-й армии. А 1 ноября командующий 2-й армией в своем распоряжении № 7791 писал начальнику штаба фронта Орановскому:

«Коннице генерала Новикова согласно указанию главнокомандующего поставлена задача — произвести поиск в общем направлении на Познань, Лисса[26], ведя разведку в этом районе, имея целью выяснить здесь силы противника и разрушать железные дороги, идущие параллельно границе. В настоящее время перегруппировка противника, по-видимому, закончилась, и в районе между Вислой и Вартой уже обнаружилось наступление значительных сил немцев; по левому берегу Варты тоже обозначилось наступление в направлении на Унеюв. При таких условиях присутствие в районе боевых действий армии конного корпуса, который решительными и смелыми операциями во фланг и тыл наступающему противнику много мог бы содействовать успеху армии, представляется крайне желательным. Не признает ли главнокомандующий возможным изменить задачу, поставленную коннице генерала Новикова, из стратегической на тактическую? Оставаясь в районе между Калишом, Туреком, Слупцей, конница генерала Новикова могла бы развить энергичные действия во фланг и тыл противнику, наступающему с северо-запада, и вести разведку на фронт Сомпольно (Времен), Яроцин. 7791. Шейдеман»[27].

Не знаю, какой ответ последовал на это ходатайство командующего 2-й армией, но уже начавшаяся Лодзинская операция свела действия конного корпуса к тактическим действиям.

Телеграмма Шейдемана, на которую я сослался, характерна именно тем, что он стремился возложить на конницу решение задач не в оперативном просторе. Тактические же задачи одна конница, без поддержки пехоты, решить не могла: у нее не хватало сил.

Обозревая весь период 1 — 29 октября, следует отметить, что немцы умело организовали отход, рокировку своих войск к Торуни; русские же армии двигались медленно и допускали предвзятость при оценке намерений противника.

Я отмечал, что уже в 20-х числах октября начальник 14-й кавалерийской дивизии доносил о возможном ударе немцев от Торуни. Такое же предположение высказывал и штаб 2-й армии. Но штаб Северо-Западного фронта и Ставка категорически отвергали эти предположения.

Лично я ориентировался в то время недостаточно четко, но и мне было видно, что противник отходил организованно и что нужно было ждать удара. Откуда? Конечно, исходя из германской доктрины, удар должен был последовать во фланг и именно — северный, открытый, в сущности, для этого.

Что же касается конного корпуса Новикова, то он действовал растопыренными пальцами: не видно было сосредоточения хотя бы двух кавдивизий для удара. 14-й кавдивизии всегда выпадала тяжелая задача, но она, решая ее, с каждым днем теряла веру в командирские способности Новикова и все более сомневалась в его доброжелательном отношении к дивизии. Вот почему взаимоотношения между штабом корпуса и штабом дивизии с каждым днем становились более формальными. Виноват в этом был штаб корпуса!

Не время было думать об этом: к северу от района, где находилась наша дивизия, гремела артиллерийская канонада, и 2-я армия меняла фронт на север.

Началась Лодзинская операция.

Только военная история дает боевым операциям должное наименование, сортируя их по известным полкам. Для войск же, участвовавших в этих операциях, таких названий не существует. Войсковые части и соединения повседневно несут боевую службу, цель которой — выполнить задачу, возложенную на них высшим командованием.

Ни русская, ни германская стороны после отхода армии Гинденбурга от Варшавы не предполагали, что военные историки назовут их боевые действия Лодзинской операцией. Германское главное командование на востоке рассчитывало, что ему удастся смять правое крыло 2-й русской армии и, может быть, выйти на Лодзь. У русского высшего командования была своя цель — обеспечить вторжение в Германию. О Лодзинской операции, конечно, никто не думал.

Неудачное наступление на Калиш и паника в 8-й кавалерийской дивизии вызывали чувство горечи у всех, кто до сих пор победоносно продвигался на запад. Начальник дивизии и его штаб были убеждены, что сделать что-либо большее без поддержки пехоты они не в состоянии. Разведка, которую вела дивизия в районе Калиш, Козминек, обнаруживала те же части противника (бригада Дуссена — в районе Калиша и 7-я австрийская кавалерийская дивизия с пехотой не менее полка — в районе Козминека).

Если в начале войны 14-я кавалерийская дивизия была усилена пограничниками, то ныне и этой поддержки ее лишили: командующий 2-й армией выделил из состава дивизии пограничные конные сотни, оставив их на отдых в районе Кутно.

В начале ноября эти пограничные сотни, попав под удар немцев, отошли на Лович. Позже из них сформировалась пограничная дивизия.

Около месяца дивизия не имела никаких сведений о своих двух разведывательных эскадронах, оставленных в Лысогурских лесах, южнее Кельце. В штабе дивизии еще теплилась надежда, что кто-нибудь из этих эскадронов прорвется и сообщит об их судьбе. Новые эскадроны для уланского и гусарского полков еще не формировались.