Копы подняли Кристэл и Финч на ноги, и пока мини-камеры жужжали, записывая каждый фрагмент, которые в ближайшие дни будут звучать в эфире так же часто, как Клинтон, отрицающий какую-либо связь с Моникой Левински, блондинка подняла перекошенное лицо, к которому прилипли травинки, и завопила:

— Я этого не делала! Клянусь, это не я!

Вскоре после того как Кристэл допросили, история прояснилась. Она рассказала о том, как взобралась под покровом ночи по стене в «ЛореиЛинда», и о шоке, который испытала, когда увидела, как Моника упала в бассейн. Она не пошла в полицию, объясняла Кристэл, потому что копы нашли бы способ повесить все это на нее или, по меньшей мере, арестовали бы ее за то, что она нарушила правила во время условного освобождения. И что тогда было бы с ее детьми?

Ронда нашла ей адвоката, своего старого друга, бывшего окружного прокурора из офиса в Вентуре, который начал строить свою защиту на чистосердечном раскаянии. На время следствия Кристэл была отпущена под залог.

Когда повторно собралось предварительное слушание, Ронда предложила закрыть дело. И выслушав свидетельские показания Кристэл, которые не вызывали сомнения из-за ее нежелания выступать, судья Кортрайт установил, что сомневается в том, «было ли вообще осуществлено преступление».

Прокурор не согласился отказаться от обвинений и на пресс-конференции, состоявшейся на ступенях суда, торжественно пообещал сделать все возможное, чтобы Анна предстала перед судом. Ронда проигнорировала угрозу, сказав, что прокурор не рискнет снова поставить себя в глупое положение накануне перевыборов.

Анна понимала, что она должна радоваться, но она была слишком потрясена, чтобы что-нибудь чувствовать. Несколько дней она ходила сама не своя, едва замечая репортеров, которые бегали за ней по пятам, умоляя прокомментировать ситуацию. Потом, так же быстро, как и налетела, стая саранчи помчалась дальше: пятнадцать минут славы Анны закончились. Казалось, что единственные, кто жалел об этом, — это владельцы магазинов, чьи кассы несколько недель беспрерывно звенели. Мирна Макбрайд предоставила отчет о самых высоких за все время продажах, и ее конкурент, книжный магазин ее бывшего мужа, находившийся на другой стороне улицы, получил такой же доход. В кафе «Блу Мун» на углу ДеЛаРосы на заработанные деньги снаружи установили новый тент и оцинкованные решетки, а Хайер Граунд покинул больше не существующий галантерейный магазин по соседству — к великой радости любителей кофе, которым было тесно в маленьком кафе, в то время как «Ингерсолл» был засыпан почтовыми заказами от тех, кто пристрастился к их фирменным блюдам — приготовленным по старинным рецептам жареным пирожкам и слоеным рулетам.

Анна согласилась на одно интервью с Эмили Фрей на «Си-ти-эн»; это было самое меньшее из того, что она могла сделать, чтобы отблагодарить Вэса за все, что он для нее сделал. Она прилетела на студию на личном вертолете Вэса. Марк сидел рядом с ней. Когда Анна была ребенком, она до смерти боялась высоты, но глядя на проплывавшие внизу здания, на автострады, похожие на длинные ожерелья с нанизанными на них машинами, Анна думала о том, что она пережила нечто худшее, чем падение с высоты. И разве не лежала в основе страха неуверенность, незнание того, сможешь ли ты справиться с катастрофой? Суровое испытание, пережитое Анной, показало ей, на что она способна, и по крайней мере в этом был положительный момент.

В тот вечер Анна вернулась домой очень уставшая. Марк тоже был обессилен, когда они ехали назад к ее дому. Они пообедали в китайском ресторанчике почти не разговаривая. Никто из них не осмелился затронуть тему, которую они оба избегали. И лишь когда они собрались ложиться спать, Анна заставила себя посмотреть правде в глаза: она обрела свободу, но Марк по-прежнему был не с ней.

И вдруг в ее голове раздался голос, который прошептал: «Может, есть шанс все изменить?» За последние несколько недель они стали так близки друг другу, что Анна не могла себе представить, как она будет жить без Марка. Она уже не принадлежала к тем женщинам, которые так мало ждут от жизни, с благодарностью довольствуясь жалкими крохами счастья. Теперь Анна знала то, чего не знала в тот день на озере: если ты чего-то очень хочешь, нужно пойти и взять это или умереть, пытаясь это сделать.

Сидя на кровати в своей ночной сорочке — не в сексуальном неглиже, которое Моника подарила ей на прошлое Рождество и которое Анна спрятала в комод в ожидании медового месяца, которого у нее, вероятно, никогда не будет, а в старой хлопковой ночной рубашке, абсолютно обветшалой — от большого количества стирок рисунок в ромашку практически исчез, — Анна ждала, когда Марк выйдет из душа.

Ее волосы были сколоты заколкой в виде бабочки, выбившиеся пряди свисали ей на шею, а лицо шелушилось после макияжа, который ей сделали для интервью. Если бы Анна посмотрела в зеркало, она бы на секунду растерялась, увидев отражение девочки-подростка, полной надежд и мечтаний, осуществление которых еще не было отложено на неопределенное время.

На что ушли все те годы? Анне казалось, что ее жизнь должна была только начаться в тот далекий день, когда она отправилась на похороны отца. Она перебралась из своей детской в просторную комнату для прислуги, находившуюся возле комнаты матери. Теперь не было неуклюжего набора «Гранд Рэпидс» и отслаивающихся обоев с цветочным рисунком. В их доме были чистые белые стены и простая кровать, накрытая старым стеганым одеялом, найденным на чердаке. Все, что напоминало Анне о прошлом, — это семейные фотографии и сделанный пером рисунок старого здания школы, который нарисовала ее бабушка.

Анна смотрела на чистый холст свежевыкрашенных стен и гадала, какой будет оставшаяся часть ее жизни. Будет ли ее новая работа приносить ей удовлетворение, в то время как ее предыдущая иногда вызывала приступы удушья? Ждут ли Анну в будущем замужество и материнство?

Наконец появился Марк, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер. Его влажные волосы торчали дыбом. Он выглядел так неотразимо, что у Анны появилось желание отложить все разговоры о будущем на потом. Но завтра Марк возвращается домой, и Анна не могла позволить ему снова уйти, не выяснив до конца, кто они друг другу.

Марк заметил, что она смотрит на него, и улыбнулся, мокрые следы его ног блестели на недавно отполированном полу. Неправильно истолковав озабоченный вид Анны, он сказал:

— Не переживай, ты была великолепна. Ты убедишься в этом, когда передача выйдет в эфир.

Интервью было последним, о чем Анна сейчас думала, но в ответ она произнесла:

— Я лишь надеюсь, что не наговорила ерунды. Я не могу вспомнить и половину из того, что рассказала.

— Все, что ты сказала, было уместно.

Анна прижала колени к груди и обхватила их руками.

— Думаю, в конечном счете это не имеет значения. Пускай думают что хотят.

— Пускай думают, что это отчаяние заставило Монику пить и в конечном счете покончить с собой. Эту историю людям легче всего принять: фильм длиною в жизнь, доигранный до конца.