Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не думаю, что люди всегда были такие, — сказала она рассеянно, на ее лице появилось отсутствующее выражение. — Я…
Каладин ждал продолжения, но не дождался. Он опять прошел мимо Четвертого Моста; многие из его людей расслабились, прислонившись стеной к стене барака, — они ждали, когда полуденная тень накроет их. Редко кто сидел внутри. Сидеть внутри весь день слишком печально, даже мостовику.
— Сил, — наконец не выдержал он. — Ты хотела что-то сказать?
— Кажется, я слышала, как люди говорили о временах, когда не было лжи.
— Рассказывают истории, — сказал Каладин, — о временах Герольдов, когда люди были связаны честью. Но ты всегда найдешь бардов, рассказывающих истории о лучших временах. Вот, посмотри. Человек присоединяется к новому взводу солдат, и что говорят ему в первую очередь? О том, каким замечательным был старый взвод! Мы помним плохие времена и хорошие, забывая, что по большей части времена ни плохие, ни хорошие. Просто времена.
Он перешел на медленный бег. Солнце уже поднялось достаточно высоко, но он хотел двигаться.
— Истории, — продолжал он в промежутках между выдохами, — доказывают это. Что произошло с Герольдами? Они бросили нас. Что произошло с Сияющими Рыцарями? Они потускнели и лишились блеска. Что произошло с Эпохой Королевств? Все королевства пали, когда церковь попыталась захватить власть. Ты не можешь доверять никому, имеющему власть, Сил.
— И что вы тогда сделали? Стали жить без предводителей?
— Нет. Отдали власть светлоглазым и дали ей испортить их. Надо держаться от них как можно дальше, — сказал Каладин и почувствовал пустоту своих слов. Чем ему помогло то, что он держался подальше от светлоглазых? Все равно он жил в грязном болоте, созданном их заговорами, интригами и жадностью.
Сил замолчала, он еще раз пробежался и решил остановиться. Он не мог позволить себе перенапрячься. Он вернул перекладину на место. Плотники почесали головы, но возражать не стали. Подходя к бригаде, он заметил, что маленькая группа — в том числе Камень и Тефт — о чем-то яростно спорит, поглядывая на Каладина.
— Знаешь, — сказал он Сил, — похоже, разговоры с тобой укрепляют мою репутацию сумасшедшего.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы они перестали интересоваться, — сказала Сил, зависнув над его плечом. Она положила руки на бедра и села в воздухе, очевидно довольная собой.
Каладин не успел еще добраться до барака, как заметил Газа, торопящегося к нему.
— Ты! — крикнул Газ, тыча пальцем в сторону Каладина. — Стоять!
Каладин остановился, скрестив руки на груди.
— У меня есть для тебя новость, — сказал Газ, прищурив здоровый глаз. — Светлорд Ламарил узнал, что ты притащил раненых.
— От кого?
— Отец Штормов, парень! — сказал Газ. — Ты что, думаешь, люди не умеют говорить? Неужели ты действительно собирался спрятать этих троих между нами всеми?
Каладин глубоко вздохнул, потом сдался. Газ прав.
— Да. Ну и что? Мы не замедлили продвижение армии.
— Светлорд Ламарил не пришел в восторг от мысли, что он должен кормить и платить мостовикам, которые не могут работать, — ответил Газ. — Он предложил кронпринцу Садеасу привязать тебя.
Каладин почувствовал, как по телу пробежал озноб. Его собирались привязать снаружи во время сверхшторма, отдав на суд Отца Штормов. То есть на смерть.
— И?
— Светлорд Садеас не разрешил ему, — сказал Газ.
Что? Неужели он несправедлив по отношению к Садеасу? Нет, не может быть. Это опять какое-то притворство.
— Светлорд Садеас, — мрачно сказал Газ, — сказал, чтобы Ламарил разрешил тебе лечить твоих людей, но запретил кормить их и платить им, пока они не смогут работать. Сказал, что это покажет, почему он вынужден бросать раненых мостовиков.
— Крэмлинг, — пробормотал Каладин.
Газ побледнел.
— Тише. Ты говоришь о самом кронпринце, парень! — Он оглянулся, не слышит ли их кто-нибудь.
— Он пытается сделать из моих людей пример. Он хочет, чтобы остальные мостовики видели, как раненые голодают и умирают. Похоже, он хочет, чтобы думали, будто он проявляет милосердие, бросая раненых.
— Ну, может, он и прав.
— Это бессердечно, — сказал Каладин. — Раненых солдат он привозит обратно. А мостовиков оставляет, и только потому, что дешевле купить новых рабов, чем заботиться о раненых.
Газ ничего не сказал.
— Спасибо, что принес новости.
— Новости? — взорвался Газ. — Я принес тебе приказы, лордишка. Не пытайся взять дополнительную еду из столовой; все равно тебе не дадут.
И он удалился, что-то бормоча.
Каладин пошел к бараку.
Отец Штормов! Как же ему накормить трех людей?
Он может разделить с ними свою собственную порцию, но никто не даст ему добавку. Трудно накормить даже одного человека, помимо него. А разделить еду между четырьмя означает только одно: раненые будут слишком слабыми, чтобы выздороветь, а он будет слишком слаб, чтобы нести мост. И ему нужен антисептик. Спрены горячки и болезни убьют больше людей, чем любые враги.
Каладин подошел к людям, расположившимся около барака. Одни лежали и уныло глядели в небо, другие сидели и уныло глядели в землю, а третьи стояли и уныло глядели вдаль. Сегодня Четвертый Мост не дежурил, и у них не будет работы по лагерю, пока не прозвонит третий колокол.
— Газ сказал, что наши раненые не получат еду и зарплату, пока не смогут работать, — сказал Каладин собравшимся людям.
Некоторые — Сигзил, Пит, Кулф — кивнули, как если бы не ожидали ничего другого.
— Кронпринц Садеас хочет сделать из нас пример, — продолжал Каладин. — Он хочет доказать, что нечего лечить раненых мостовиков, и собирается заставить Хоббера, Лейтена и Даббида умереть, медленной мучительной смертью. — Он глубоко вздохнул. — Я предлагаю объединить наши деньги и купить лекарства для наших раненых. Мы сможем сохранить их живыми, если несколько человек поделятся с ними едой. Нам нужно около двух дюжин чистмарок для лекарств и других запасов. Кто может поделиться с ними?
Люди уставились на него, а Моаш засмеялся. Другие присоединились к нему. Потом все пренебрежительно махнули руками и ушли, оставив Каладина с протянутой рукой.
— Следующий раз это будешь ты, — крикнул он. — Что ты сделаешь, если тебе потребуется помощь?
— Умру, — ответил Моаш, не оборачиваясь. — И там, на поле, а не здесь, через неделю мучений.
Каладин опустил руку, вздохнул, повернулся и почти побежал к Камню. Крепкий высоченный рогоед стоял со сложенными на груди руками, как светло-коричневая статуя. Каладин с надеждой взглянул на него.
— Нет ни одной сферы, — проворчал Камень. — Потратил.