Я решил взять за правило находить для себя что-то хорошее даже в кажущейся беспросветно мрачной, как затянутое грозовыми тучами небо, ситуации. Прогуливаться в лесу, дыша чистым воздухом, приятно пахнущим хвоей и травой – это приятно и полезно для здоровья. Мастерить волшебные игрушки… Разве я в детстве не мечтал стать артефактором, учиться в магической академии? Пусть с академией не срослось, отец и мать со всей влиятельной родней единогласно выступили против, но кто мешает мне на практике проверить силу природной волшебной искры?

Долгое время она во мне искусно пряталась от придворных провидцев и менталистов, а здесь вдруг проявилась и ярко засияла для магического зрения старого кукольника. Быстролетная фантазия мне предложила подать знак своей семье, что я жив и со мной все в порядке, прислать племянницам игрушки, хоть они уже взрослые девицы на выданье, узнают с первого взгляда творения рук дядюшки Райдена. Нет, глупая и опасная мечта должна убраться прочь из моей умной головы. Не только мои родные все поймут, агенты спецслужб – тоже сообразят, откуда ветер дует, вернее, откуда и кем прислана посылка, и быстро выйдут на мой след. Нельзя подставляться, рисковать жизнью даже ради тех, кто мне по-прежнему очень дорог.

Я должен оставаться невидимкой, безымянным подмастерьем, на которого никто не станет обращать лишнего внимания, поскольку до столь ничтожного персонажа никому нет дела. У всех найдутся заботы поважней. А для меня самое главное – выжить. Вот моя единственная цель, определяющая все дальнейшие планы на будущее.

Глава 6. Печальное известие

Полтора года спустя… Город Стантерфинс

Лирана

– Мамочка! А папа скоро вернется? – дочка вбежала в раскрытую дверь комната, которая до начала войны была кабинетом моего мужа.

Теперь же я заходила туда лишь для того, чтобы воспользоваться фонографом, как сейчас. Большой тяжелый прибор с медными пластинками, проводами и украшающими вставками из ценной красной древесины занимал собой четверть массивного письменного стола с резными ножками. Фонограф чаще всего использовался для междугородних звонков, но мог поддерживать и международное соединение через выход на оператора. Еще он мог печатать документы, выдавать краткие справки. Раз в сутки, строго по вечерам, его маленький экранчик передавал главные новости страны.

Перестав прижимать к уху трубку, слушая опостылевшие монотонные гудки ожидания ответа, я положила ее на стол и обняла дочь, свою маленькую принцессу Миссандею. Посмотрела в ее устремленные на меня ясные голубые глаза и нервно кашлянула, не сумев быстро придумать, что сказать на этот раз. Но и молчать было невозможно. В тот момент мы будто бы остались в мире совсем одни: я и самый дорогой моему сердцу маленький человечек, нуждающийся в защите и утешении. Мы словно плыли в вязком мареве, раздираемом противными звуками гудков.

– Не знаю, милая, – ответила я честно. – Видишь, я тоже жду новостей. Пытаюсь дозвониться генерал – майору, командующему дивизией, где служит папа.

– У Дорис папа вернулся, а нашего все нет, – дочка прижалась горячей щекой к моей руке. – Скажи тому генералу, чтобы отпустил его хотя бы на Новый год.

– Обязательно попрошу его об этом, как только дозвонюсь. Я тоже хочу, чтобы папа встретил праздник вместе с нами у большой нарядной елки. А пока беги, поиграй с котенком миссис Пикстит.

Отправив дочь к соседке, чтобы она не слышала возможный предстоящий тяжелый разговор, я вновь прильнула к фонографу, надеясь все же услышать ответ. Не хотелось думать о худшем, но дурные мысли непрестанно лезли в голову. С каждым новым прожитым днем в неведении о судьбе Натангана моя надежда на то, что муж вернется живым и невредимым, становилась все слабее. Полтора года мы с дочкой прожили как в кошмаре. Радовались каждому полученному с фронта письму, гордились подвигами наших защитников. Но потом удача отвернулась от нашей семьи. Летом я получила извещение о гибели отца, а месяц назад, когда победа была уже совсем близка, узнала о том, что муж считается пропавшим без вести. Натан почти успел дойти до вражеской столицы. Он мог попасть в плен, и я утешала себя этой последней надеждой. Война, унесшая множество жизней, закончилась позорной гибелью короля Шотнерии, которому был предъявлен ультиматум. Не смирившись с поражением, вражеский монарх застрелился на балконе своего дворца, перед собравшейся на площади толпой народа. Сменивший его на троне сын подписал акт о безоговорочной капитуляции.

Обмен пленными проходил по согласованному обеими сторонами расписанию, списки продолжали обновляться. На прошлой неделе вернулся после пребывания в магическом госпитале отец Дорис, подружки моей Мисси. Помню, как моя дочка с любопытством рассматривала его механическую руку. Мужчина говорил, что протез был сделан одним из лучших механиков-артефакторов страны, но, хотя работал он исправно, все же не мог полноценно заменить утраченную в бою конечность. Место его присоединения часто болело, ныло по ночам и беспокоило в плохую погоду. Но я в глубине души уже была согласна и на такой исход. Пусть Натан вернется с искусственной ногой или вставным глазом, как многие бойцы, только бы нам с Мисси вновь увидеть его живым.

Гудки прекратились, и я положила трубку на место. Придерживаясь за край стола, я медленно встала и пошла на ослабевших от постоянного стресса ногах прочь из кабинета, где каждая мелочь напоминала о горячо любимом супруге. Но тут послышался специфический треск, заставивший меня снова подойти к письменному столу. Фонограф крякнул, как селезень на пруду, и, выплюнув хвостик бумажной ленты, начал что-то печатать, скрипя чернильной иглой.

Сердце тревожно подпрыгнуло в груди. Я чувствовала, это не к добру. Официальное извещение вместо живой речи в ответ.

Сквозь заволокшую глаза влажную пелену я с трудом разбирала слова, медленно складывающиеся в строчки. Пробежалась взглядом по той части документа, которая уже была напечатана, и чуть не упала без чувств. Судорожно ухватившись за резной край столешницы, осела на пол мимо стула.

В извещении значилось, что мой муж погиб в городе близ вражеской столицы, подорвался на мине и был похоронен в братской могиле.

Сложив руки на сиденье стула и уткнувшись в них лицом, я долго рыдала, вздрагивая от всхлипов. Намочила обивку старого стула, еще и казенного, относящегося к той части обстановки служебной квартиры, которая не менялась долгие