Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько ушло времени на этот мой спуск, я не зафиксировал – нужды не было. Было не до того.
Не выдержи ноги нагрузки, сорвись… но даже об этом думать было некогда и не к чему. Инстинкт самосохранения руководил всем этим действием. Мозг фиксировал только то, что происходило в данный момент. Вот конец ската. Вот полок, под который я пролез, вот проходчики, которые сидели под полком, и, как мне показалось, были немного смущены моим появлением.
– А мы тут гадаем… каска вот прилетела…
– Чем гадать, – перебил я их, – лучше бы трап сделали через скат на вентиляционном штреке.
– Так туда сразу пошли наши ребята – делать трап.
Как бы в подтверждение этого зашуршал и прилетел вместе с угольно– породным мусором отпиленный кусок доски. Я представил, что если бы всё это меня догнало в пути…
– Где аптечка? – спросил я ребят.
Она оказалась у них под рукой. Я свернул кусочек бинта, намочил его перекисью, приложил к ранке, которую искать долго не приходилось, так как там образовалась большая шишка. Потом я натянул на голову подкасник, который как раз был после стирки, и надел каску.
– Ничего, терпимо, – успокоил я себя и окружающих. Мне протянули фляжку с водой, и я смыл кровь с лица.
Одежда моя была тёмно-зелёного цвета, и пятна крови на ней были совершенно незаметны.
– Чтоб об этом ни-ни! – грозно предупредил я.
– Само собой! – с готовностью заверили меня. Шушукались, правда, потом за моей спиной, но огласки не было. По пути домой я зашёл в травмпункт, где выстригли мою ранку, поставили скобки, чем-то заклеили, так как я отказался от их перевязки. Волосы у меня были пушистые и густые, и этой ранки совсем было не видно.
– Как это угораздило? – спросил меня хирург.
– А так: стоял на балконе, курил, что-то сверху упало. Как говорится, жизнь бьёт ключом и всё по голове, – свёл я всё в шутку.
И был ещё случай
В коридоре встретилась кадровик: «Зайди». Я зашёл.
– Тут вот оформляется один на работу…
– Уж не на моё ли место?
– Он рвётся на работу тяжёлую, чтобы как можно больше подзаработать.
– Что ж, это резонное желание.
– Но я хочу предупредить, – продолжила кадровик, – что этот труженик только что из мест лишения свободы. А проще – только что освободился из лагеря. Отбывал очень большой срок. По очень суровым статьям. Не буду я их тут приводить, но я предупредила, а ты смотри сам.
– Мне на молотковую лаву нужен один. Присылайте.
В то время было как-то стеснительно говорить, что я работаю только ради денег – за такие мотивации сразу же аттестовали презрительным словом «рвач». Бригада сидела после смены в нарядной и перекуривала, когда явился этот «рвач», как его впоследствии можно будет называть. Физический облик его, мягко выражаясь, был необычен. Говорить о пропорциональном сложении, даже с натяжкой, было невозможно. Это были какой-то сгусток грубых мышц, большая голова почти без шеи, квадратное лицо, но особенно огромный, на пол-лица, рот с двумя рядами крупных зубов, которые он обнажал, когда раздвигал губы. И нельзя было понять: то ли он улыбается, то ли свирепо скалится. Он протянул мне «направление», и я тут же выписал ему требование на склад – для получения спецодежды и инструмента.
– Завтра на работу в первую смену, – предупредил я его. Когда новый сотрудник вышел, все переглянулись. Кто-то заметил:
– Ему не в лаву надо, а на пиратский бриг, где под чёрным «весёлым Роджером» он был бы очень даже кстати!
– Да уж, не красавец! Ночью такого встретишь – рука сама потянется отдать «додачу».
На следующий день я проконтролировал состояние на двух лавах и собирался это сделать на третьей молотковой лаве. Насыпщик посетовал: что-то уголь идёт плохо.
– Сейчас проверю, в чём дело, – сказал я и полез в лаву снизу вверх. Выждав под перекрышей кармана секундный промежуток, под действительно очень редким потоком угля я «мухой» перелетел под защиту костра и осторожно стал подниматься вверх по лаве. На нижнем уступе как раз и работал новичок. Работал он неумело, коряво. Это можно было судить по забою уступа и даже по стуку работы отбойного молотка.
Отбойный молоток тарахтел, срывался. Забой был неровный, колючий. Тут я сразу выяснил, почему уголь из лавы не идёт на погрузку. Чтобы уголь с верхних уступов не мешал работать нижним, делался полок, который время от времени нужно было перепускать далее вниз. Работавший на нижнем уступе должен был делать это по мере накопления угля. Я пытался привлечь для подобного объяснения новичка. Но он как бы меня вовсе не замечал, продолжая ковырять пласт. Тогда я пережал шланг сжатого воздуха, который шёл к его молотку, и наглядно это всё продемонстрировал.
Отодвинув доски полка, я перепустил уголь из лавы и стал подниматься дальше, к другим работающим. Я попросил бригадира, чтобы он обратил внимание на новенького, показал ему, как нужно рубить пласт, как делать подбой и присечку, чтобы забой был ровный по всей длине уступа. Бригадир потом доложил мне: закончив все свои работы, они спустились на нижний уступ, но этого «работяги» на месте не застали – его и след простыл. Он кое-как «доковырял» свой уступ до конца, но оставил после себя не забой, а свинорой. Они, конечно, привели всё в порядок.
– Кажется, горный, хлебнём мы с этим… – бригадир замялся, но кто-то из бригады подсказал:
– Алакши с дустом!
Почти неделю шла воспитательная работа, пока, как говорится, не прорвало. Прошло уже более половины смены, когда с вентиляционного штрека позвонил газомерщик и предупредил: лава сильно загазована. Метан…
– Ты подожди, не паникуй, сейчас всё устрою, разберусь, в чём дело, – перебил я его.
Я подошёл к лаве. Насыпщик сказал: угля нет. Я пролетел подкарманник, карман и по лаве быстро стал подниматься вверх. Всё оказалось, как было раньше, только ещё ужаснее. Под перекрышей своего уступа сидело это человекоподобное и скалилось.
Я разобрал полок, подождал, пока весь уголь из лавы не ушёл вниз, проверил интерферометром состояние воздуха, хотя и без того свежая струя промыла лаву. Вывернул штуцер из шланга, питавший молоток этого вредителя, и резко приказал: «Марш на-гора!».
После смены я вывесил на доске объявлений, которая висела у нас в нарядной, листок-молнию, где указывалось: «За нарушение правил техники безопасности виновнику объявлялся стопроцентный брак в работе за смену». А проще – как он вроде бы и совсем не работал. Вот это и пытался объяснить бригадир бракоделу, который сидел тут же, как ни в чём не бывало, привычно оскалившись.
Когда до него дошло, наконец, за что и как он наказан, он как-то рыкнул и быстро вышел из нарядной. Я сидел, низко наклонившись над столом, плечом прижимая трубку телефона к уху, и получал информацию из шахты. Свободными руками я чертил эскизы лав, отмечая их состояние на текущее время. Вдруг какой-то непонятный шум заставил меня поднять голову. Перегибаясь через край стола, нависал наш «монстр». В высоко занесённой его руке блестел огромный нож. Только чудо помогло мне среагировать и в доли секунды откинуться от стола, так как в это мгновение нож был всажен по самую рукоять в толстую столешницу.