Толпа зааплодировала — кое-кто и вправду воспрял духом. Была только одна небольшая проблемка...

Милос врал.

План Мэри состоял в том, чтобы двигаться на запад и завоёвывать... что? «Запад» — это лишь направление, не пункт назначения. И если дети слепо доверяли Мэри, то в отношении Милоса было совсем другое дело. Он даже думать боялся, чтó было бы, если бы узнали, что он не имеет ни малейшего понятия о том, куда они направляются и чем собираются там заниматься.

Многое из происходящего оставалось для Алли неизвестным. Разве можно иметь представление о том, что творится за спиной, когда можешь видеть только то, что разворачивается прямо перед тобой? Алли знала, что Мэри Хайтауэр удалили из Междумира — девушка видела это собственными глазами, и не только видела, но и активно помогла Мэри вновь обрести плоть и кровь... А вот что вторая жизнь самозваной королевы уже закончилась и ей оставалось всего несколько месяцев до повторного возрождения в Междумире — об этом Алли не подозревала.

Алли знала, что Ник Шоколадный Огр был окончательно побеждён своим шоколадным раком и растаял, растёкся, стал ничем — но ей было неизвестно, что Майки МакГилл, по-прежнему глубоко и верно любящий её, собрал бесформенную массу, которая когда-то была Ником, и вылепил его заново.

Алли никак не могла знать, что Чарли и Джонни-О — самые преданные союзники Ника — безысходно застряли на «Гинденбурге» и теперь отданы вместе с огромным воздушным судном на милость междумирного неба.

И уж конечно, Алли ничего не знала о «жатве».

То есть, она подозревала, что, возможно, скинджекеры Мэри занимаются этим, но что она могла поделать? Как остановить их? Её постигло самое страшное наказание — лишение свободы. Когда-то она была Алли-Изгнанницей, её уважали, её боялись. А теперь что? Посмешище! Сознание своего позора жгло её сильнее, чем жар в ядре Земли. Ей так и представлялись кадры из дурацкого старого немого кино, где несчастную героиню привязывали к рельсам, и она лежала там, не в силах ничего поделать, и лишь беспомощно ревела. Алли поклялась себе, что если ей когда-нибудь удастся освободиться, она больше никогда не позволит себе попасть в такое безнадёжное положение. Лучше утонуть в земле, чем униженно ожидать, когда тебя спасут!

Выход, конечно же, есть, надо только его найти. Теоретически, она могла бы освободиться с помощью скинджекинга — вселиться в какого-нибудь прохожего, до которого можно было дотянуться рукой, скользнуть в чужое тело — и поминай как звали. Но вот незадача — поезду удавалось избегать непосредственного контакта с живыми. Даже когда состав шёл через плотно заселённые районы, так получалось, что ни один живой человек не попался на их пути. А кричать и звать на помощь можно хоть до второго пришествия...

Ничего, она как-нибудь исхитрится. И как только сбежит, то сразу же покинет Междумир. Нет, она не отправится по туннелю навстречу свету — это для тех, кто умер по-настоящему. У скинджекеров же имеются другие альтернативы.

Она узнала тайну скинджекеров, о которой никто не говорил вслух, но которую каждый из них в конце концов открывал для себя сам. Скинджекеры не мертвы, они в глубокой-глубокой коме. Нельзя сказать, что мертвы, но и не то чтобы живы — где-то посередине.

Но если её тело до сих пор живо... то, может быть... может быть, у неё получится скинджекить себя саму?..

Вот тут-то и вырисовалась проблема. Если Алли удастся задуманное, она больше никогда не увидит Майки. Мысль об этом едва не поколебала её решимость. После всех тех лет, что они провели вместе, взять и распрощаться с ним? Она любила его. Это была нелёгкая любовь — настоящая любовь с её силой и слабостью, тревогами и радостями всегда сложна. Между Алли и Майки существовала нерасторжимая связь, неподвластная самой вечности. Решится ли Алли принести её в жертву ради возвращения к жизни?

Она обратилась мыслями к своему другу. Где сейчас Майки? Что бы он сказал? Принялся бы он отговаривать её, просить не уходить? Или наоборот — побуждал бы вернуться в мир живых? С Майки никогда невозможно угадать заранее. Он и эгоистичен, и самоотвержен в одно и то же время. Он несовершенен, и потому она любила его.

Конечно, она могла думать хоть до дыр в голове — все её соображения не имеют значения, пока она привязана к паровозу.

В тот день, когда экспедиция под началом Спидо отправилась добывать рельсы, Милос с компанией тоже ушли — по своим тёмные делам. Алли наивно полагала, что они отлучились, чтобы заняться скинджекингом «ради забавы и развлечения».

А через несколько минут после их ухода Алли посетил дух, страннее которого она ещё не видала. Юноша, который, однако, частично был кошкой. Совершенно очевидно, он не принадлежал к числу детей Мэри.

— Я думал, что тебя связали при помощи заклятья, — сказал он, подойдя поближе, — но теперь вижу, что это всего лишь обыкновенная верёвка.

Каких только телесных модификаций Алли ни видела здесь, в Междумире, — некоторые были намеренными, другие нет — но такой, как у этого парня, ей встречать не приходилось.

— Ты кто? — спросила она. Но гость не ответил на её вопрос.

— Они тебя боятся, — сказал он. — Если бы не боялись, то не стали бы обращаться с тобой подобным образом.

Алли сознавала, что это правда. Ну и что с того? От этого она не становилась менее беспомощной.

— И много вас таких? — спросила девушка. — Вы собираетесь напасть на поезд?

Вот было бы здорово, если бы таких кото-ребят, как этот, была целая армия! Если они рассматривают Милоса и его банду как врагов, а Алли — как друга, то, может, вот она — свобода?..

— Я здесь в гостях у Восточной Ведьмы, — сказал кото-парень — то есть опять-таки, не ответил на заданный вопрос.

— Нет никакой Восточной Ведьмы, — возразила Алли, чувствуя некоторый прилив гордости. — Она не вернётся, что бы там её дети себе ни думали.

Кото-парень приподнял бровь.

— Тогда кто это спит в последнем вагоне?

Сначала Алли подумала, что ослышалась. Потом ей пришло в голову, что незнакомец, наверно, шутит. Потом она поняла, что у него чувство юмора отсутствует. Он был донельзя серьёзен. Но если это действительно Мэри в последнем вагоне, то она не просто спит — она находится в спячке. Она в переходном периоде между жизнью и...

— Нет! — Алли отказывалась верить. — Нет! Милос не мог такого сделать! Он не... Он бы не осмелился!

Однако она знала, что Милос, безусловно, осмелился бы. Для него нет никаких моральных ограничений, ему на всё плевать, и он бы не остановился перед убийством. Он убил Мэри, а затем не дал ей пролететь по туннелю. Это многое объясняло. Например, то, что они продолжали двигаться на запад, следуя завету Мэри, как если бы она была с ними.

А Алли-то думала, что чем дальше поезд уходит на запад, тем дальше он уходит от Мэри, и эта мысль хоть как-то примиряла её с положением пленницы, привязанной к передку паровоза. Оказывается, Мэри всё время была здесь же, рядом...