Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этого отступления вернемся опять в будуар сестер на гасиенде Лас-Пальмас.
Приведя в порядок волосы Гертруды, горничная вышла по знаку своей госпожи, а нетерпеливая Марианита снова поспешила к окну.
— Напрасно я смотрю во все стороны, равнина пуста! — воскликнула она через некоторое время. — Я не вижу ни дона Фернандо, ни дона Рафаэля, и боюсь, милая Гертруда, что мы напрасно так заботились о своем туалете. Через полчаса солнце зайдет.
— Дон Фернандо приедет, — сказала Гертруда кротким голосом.
— Ты хочешь меня утешить, — возразила молодая женщина, — но моя нетерпеливая натура уже возмущается медлительностью гостя… А! — воскликнула она внезапно. — Я вижу на горизонте облако пыли… Наконец-то показался всадник!..
— Всадник? — воскликнула Гертруда оживленно. — Какого цвета его лошадь?
— Его лошадь оказывается, к сожалению, мулом, как я теперь вижу. Это не тот, кого мы ожидаем.
Гертруда слегка вздохнула.
— По-моему, это священник, — продолжала Марианита. — Он скачет в галоп и имеет важный и печальный вид. Он заметил меня и делает знак рукой.
— А других всадников ты все еще не видишь? — спросила Гертруда.
— Нет, никого, кроме погонщика мулов, который гонит все свое стадо в галоп и так же, как священник, направляется сюда. Не понимаю, почему эти люди и животные так торопятся.
Скрип растворившихся ворот и суматоха, поднявшаяся на дворе, указывали, что не только священник, но и погонщик со своим стадом воспользовались гостеприимством дона Сильвы.
Обе сестры не имели никакого представления об опасности, угрожавшей путешественникам на равнине.
В это время в гасиенде началось еще более сильное движение.
— Что это такое? — воскликнула испуганная Марианита. — Не вздумали ли поднявшие бунт на западе разбойники напасть на гасиенду?
— Почему ты называешь разбойниками людей, которые сражаются за свободу своей родины и во главе которых стоит священник? — возразила Гертруда тоном легкого упрека.
— Почему? Да потому, что они враги испанцев, потому что в моих жилах течет испанская кровь, потому что мой муж — испанец! — с жаром воскликнула Марианита.
Внезапно раздавшийся звон колокола заставил обеих сестер вздрогнуть и прекратить спор, грозивший принять более жаркий характер.
Марианита хотела пойти узнать о причине тревоги, как вдруг горничная растворила дверь и, не дожидаясь вопросов, воскликнула:
— Пресвятая дева! Наводнение близко; сейчас явился вакеро и сообщил, что вода не далее трех или четырех миль отсюда.
— Наводнение! — воскликнули обе сестры и перекрестились.
— О Боже, мой муж! — воскликнула тотчас же вслед за тем Марианита, с ужасом думая об опасности, которой подвергался ее супруг.
— Дон Рафаэль! О несчастный! Пресвятая дева, смилуйся над ним! — прошептала Гертруда.
— Равнина скоро превратится в необозримое море, — продолжала служанка, — горе тем, которых захватит наводнение. Но вы не беспокойтесь, донья Марианита; вакеро, принесший эту горестную весть, послан доном Фернандо, чтобы известить вас, что он приедет завтра утром в лодке.
С этими словами горничная вышла из комнаты.
— В лодке! — воскликнула Марианита, страх которой сменился радостью. — В самом деле, дорогая Гертруда, мы будем завтра кататься по равнине в украшенной флагами и цветами лодке.
Но этот порыв легкомысленного эгоизма тотчас же уступил место другому чувству, и Марианита опустилась на колени подле своей сестры, которая у подножия статуи Мадонны молилась за спасение всех оставшихся без помощи на равнине.
— Сядь у окна, милая сестра, пока я еще помолюсь! — воскликнула Гертруда, прерывая молитву. — Посмотри на равнину, потому что мои глаза застилают слезы.
Марианита села у окна, а Гертруда снова преклонила колени перед святым изображением.
Между тем позолоченный заходящим солнцем туман становился все бледнее и бледнее; луна уже озарила пальмовые рощи зыбким матовым светом, а один всадник так и не показывался на пустынном горизонте.
— Лошадь дона Рафаэля должна быть гнедой масти, — сказала Гертруда, снова прерывая свою жаркую молитву. — Капитан знает, как я люблю эту лошадь, его боевого коня, служившего ему в битвах с индейцами.
— Успокойся, дорогая девочка, — попыталась ее утешить Марианита, — дон Рафаэль будет вовремя предупрежден и остановится на эту ночь где-нибудь поблизости.
— Ты ошибаешься, — отвечала Гертруда, печально качая головой. — Я лучше знаю этого храбреца, он не обратит внимания на опасность.
Внезапно послышался глухой отдаленный гул бушующей воды, сливавшийся с отчаянным звоном колокола. В то же время над равниной показался сначала бледный, потом красноватый и, наконец, ярко-красный свет, озаривший верхушки пальм. По приказанию дона Сильвы на соседних холмах и террасах были зажжены огромные костры, которые должны были служить ориентирами для заблудившихся путников.
Прошло несколько долгих, томительных минут. Луна медленно поднималась по небесному своду, а отдаленный гул становился все сильнее и сильнее и скоро сделался похожим на раскаты грома. Еще несколько минут, и громадные массы воды должны были запениться у подошвы террасы, на которой находилась гасиенда.
Вдруг из уст Марианиты, все еще старавшейся проникнуть взором в темную даль равнины, вырвался крик ужаса.
— Горе! Горе! — воскликнула она. — Я вижу двух всадников! Дай Бог, чтобы это были только тени! Но нет… тени становятся яснее… Матерь Божия! Это в самом деле два всадника… они несутся, как ветер… но как бы быстро они ни мчались, они опоздают!
Громкий крик ужаса раздался на террасе, где находились господин и слуги. Отчаянная борьба двух человек с ужасающею массою воды, волны которой уже виднелись вдали, представляла в самом деле потрясающее зрелище.
Марианита, сжигаемая тем любопытством, которое часто заставляет нас против воли смотреть на ужасное зрелище, не могла оторвать глаз от равнины.
— У обоих всадников лошади черные, как ночь, — дрожащим голосом сказала она сестре, которая в тоске склонилась головой с ногам статуи, — один небольшого роста, одет в платье погонщика мулов; это не может быть дон Рафаэль.
— Другой! Узнаешь ли ты другого? — спросила Гертруда едва слышным голосом.
Марианита молчала в течение нескольких мгновений.
— Другой, — отвечала она наконец, — головой выше первого; теперь он наклонился к шее своего коня; я не вижу его лица… О небо! — воскликнула она вдруг и продолжала все тише и тише: — Это… я узнаю его… это дон Рафаэль!
Другой, еще более сильный крик был ответом на слова Марианиты; донья Гертруда бросилась к окну, но, не добежав, упала почти без чувств.
— Я не вижу их больше, — прошептала Марианита, — волны закрыли коней и всадников. — Потом она вскрикнула: — Ах! вот они показались опять! О небо! Только один, высокий, сидит на лошади. Он наклоняется, хватает другого за платье… положил его на свою лошадь… Но — увы! — древесный ствол крутясь несется на них; он погубит коня и всадника.