Все названные нами причины вполне оправдывали возникновение и стремительное распространение диссидентствующего христианства, но отнюдь не принципиально отличной от него веры. А ведь катаризм носил совершенно иной — по сравнению с христианством — характер; данный фактор почему-то крайне редко принимают во внимание, однако именно он в значительной степени объясняет популярность учения катаров. Катары не были мятежниками, восставшими против католической Церкви, не жаждали заполучить богатства этой Церкви; не диссиденты и не еретики, катары всего лишь обладали на удивление стойкими убеждениями. Нельзя отрицать, что люди, готовые скорее взойти на костер, нежели предать свою веру, обладают чрезвычайно прочными убеждениями. Вера катаров, основанная не на противопоставлении или сравнении иных религий, а на глубокой внутренней убежденности, шла изнутри, из самой души своих адептов. Катары верили, что являются обладателями истины, и их искренность сомнению не подлежала. Поэтому, на наш взгляд, причины успеха катаризма следует искать прежде всего в самом учении совершенных. Вряд ли упрощенная или наивная религия, каковой часто рисуют веру катаров, смогла бы породить тысячи мучеников, а для ее подавления вряд ли потребовалась бы почти пятидесятилетняя война, и потом еще более сотни лет на истребление адептов.

Добрые люди. — Благодаря документам, сохранившимся в трибуналах инквизиции, мы имеет достаточно точные и подробные представления о жизни и деятельности альбигойских диаконов. Эти люди ничем не владели. В тот день, когда простые катары становились совершенными, они оставляли все свое имущество и начинали жить на пожертвования верующих. Правда, эти пожертвования были очень щедрыми. Когда в 1234 г. прошел слух, что у добрых людей в Монсегюре нечего есть, в Лорагэ, несмотря на неурожайный год, за несколько дней было собрано 120 мюидов зерна. Совершенных почитали не только простолюдины, но и рыцари. Во время крестового похода альбигойские диаконы часто не успевали покинуть осажденные крестоносцами город. Так, например, в 1211 г. из осажденного Кастельнодари не успел бежать Гилаберт де Кастр, а в 1240 г. в осажденном крестоносцами Монреале остался Пейре Полья. Капитуляция была неизбежна, и самые суровые кары ожидали, разумеется, совершенных. Но нашлись решительные рыцари, сумевшие прорвать блокаду и спасти добрых людей. Сохранилось множество свидетельств о знаках внимания и почтения, которые продолжали оказывать совершенным даже тогда, когда всем стало ясно, что борьба катаров окончательно проиграна.

Альбигойские диаконы были неутомимыми странниками, и невольно задаешься вопросом, как, обладая столь тщедушным, истощенным постами телом, они находили в себе силы совершать далекие и трудные переходы. Стоило только позвать их, и они тотчас с готовностью отправлялись как в самые труднодоступные уголки края, так и в большие города, где раскинула свои частые сети инквизиция; в любую погоду добрые люди спешили к умирающим, чтобы успеть дать им консоламент. Судя по сохранившимся свидетельствам, Гилаберт де Кастр побывал в сотнях разных деревень и деревушек, и везде он проповедовал и давал консоламент. В 1232 г. три десятка добрых людей на мулах проделали за день не менее сотни километров. В поездках диаконов обычно сопровождали верные проводники и вооруженный эскорт; отметим: никто и никогда не упоминал ни о предательстве, ни о выдаче совершенных властям. Стойкие, обладавшие поистине железной волею, совершенные отважно шли вперед и совершали настоящие подвиги. В 1244 г. глухой темной ночью четверо совершенных, обвязав себя веревками, спустились с отвесной скалы высотой 150 м. Их презрение к смерти вызывало недоумение у католического духовенства, не ожидавшего встретить противника, полностью отрешенного от проблем повседневности и совершенно не заботящегося о своем бренном теле. Еще большее недоумение охватывало католиков, когда они видели, какие муки причиняют этим равнодушным к собственным страданиям героям несчастья других людей. Среди совершенных были представители всех классов общества. Еретики Бенуа де Терм и Раймон де Мирпуа принадлежали к богатым и знатным семьям. Эсклармонда де Фуа приняла веру катаров, когда носила титул виконтессы; став совершенной, она отреклась от всего имущества и всех титулов и уединилась в башне, сооруженной на одной из вершин, затерянных в Пиренеях. Большинство женщин, ставших совершенными, принадлежали к мелкому, неродовитому дворянству Лангедока. Впрочем, происхождение для совершенных значения не имело. Разумеется, мужчин среди совершенных было значительно больше: сохранилось несколько сотен имен мужчин, ставших совершенными. Наибольшую известность снискали Раймон Агюлер, Танто, Бенуа де Терм, братья Парайре, Пейре де Корона, Раймон Бласко, Бернар де Симор, Жерар де ла Мотта, Жоан Камбитор, Пейре Амьель, Раймон де Санкто Мартино, Бертран Марти и знаменитый Гилаберт де Кастр, которого Церковь безуспешно пыталась схватить на протяжении почти тридцати лет.

Все оказывали совершенным величайшее почтение. Когда верующий встречал совершенных, он трижды преклонял перед ними колено. При каждом поклоне он произносил benedicite (благословите), а после последнего поклона говорил: «Молите Бога обо мне, бедном грешнике, чтобы сделал он из меня доброго христианина и привел бы меня к благому концу». После каждого benedicite добрые люди отвечали: «Да благословит тебя Бог», а в конце: «И да услышит Бог нашу молитву, и да содеет из тебя доброго христианина, и да приведет тебя к благому концу». Инквизиторы и прочие духовные чины утверждали, что катары «поклонялись» добрым людям «словно идолам». Впрочем, при желании всегда можно в простых знаках уважения узреть идолопоклонство.

Среда политическая и социальная. — Лангедок времен альбигойских еретиков представлял собой достаточно специфическое образование. Если говорить о Лангедоке как о политической единице, напомним, что краем правил могущественный дом графов Тулузских, чьи владения простирались от Гиени до Савойи и от Керси до Пиренеев. В те времена богатое и могущественное графство Тулузское занимало одно из ведущих мест в Западной Европе. Оно включало в себя территории Верхнего Лангедока, Арманьяка, Ажене, Керси, Руэрга, Жеводана, Конта-Венэссен, Виварэ и Прованса, иначе говоря, почти пятнадцать современных департаментов. Графы Тулузские происходили из рода Раймонденов. До 1194 г. правил Раймон V, ему наследовал его сын, Раймон VI. Среди вассалов графов Тулузских было немало могущественных сеньоров, а среди наиболее влиятельных числились виконты Каркассонна, Безье, Альби и Разеса из династии Тренкавелей. Их владения включали в себя диоцезы Безье и Сен-Пон, а также земли Альбижуа, Минервуа, Разес, край Со, Керкорб и Каркассе. Анклавом на территории виконтов Каркассоннских и Безьерских были небольшие владения столь же влиятельного сеньора, виконта Нарбоннского. Земли виконта Нарбоннского ограничивались городом Нарбонн и небольшими участками в восточной части холмистого плато Корбьер. Графы Тулузские называли себя «герцогами Нарбоннскими». К югу от Тулузы находилось графство Фуа, граничившее на востоке с виконтством Каркассоннским, а на западе — с графством Комменж; южная граница графства Фуа проходила по Пиренеям.

Владельцы всех этих земель были в той или иной степени вассалами Тулузского дома, однако в данном случае следует говорить о весьма гибких вассальных связях, зависевших главным образом от доброй воли обеих сторон. Крупные феодалы имели в подчинении своих собственных вассалов, плативших им определенные подати; среди этих вассалов были сеньоры Терма, Кабарата, Минерва, Мирпуа, Сейсака и многих других земель и замков; большинство замков, принадлежавших южным сеньорам, высились на скалах и представляли собой неприступные крепости. Но сложности, испытываемые графами или виконтами в отношениях со своими вассалами не шли ни в какое сравнение с конфликтами, в которые вовлекало их неукротимое население принадлежавших им городов. Многонаселенные города юга Франции процветали. Тулуза считалась третьим городом Европы после Венеции и Рима. Наследники былых культур, южнофранцузские города сумели сохранить присущее Античности чувство независимости и вкус к свободе. Городские сановники (именовавшиеся консулами или капитулами) избирались самими жителями и осуществляли демократическое управление, зачастую диктуя свою волю сеньорам. Возможно, именно в этом состоянии духа и следует искать истоки внешне противоречивого поведения знатных сеньоров-южан во время крестового похода. Между общественными классами не существовало непроницаемой перегородки: крепостной мог стать горожанином, а сын его уже надеялся стать рыцарем. В атмосфере свободы и личной независимости процветала торговля; особенно тесные торговые связи поддерживались с крупными городами Италии, что, в свою очередь, благоприятствовало распространению учения дуалистов.