Никогда еще слух Корина не был таким острым. Этой ночью он мог различить даже то, чего никогда раньше не слышал.

Теперь он почти не сомневался, что в тайнике находятся всего три яйца, об этом говорил глухой, немного отличающийся друг от друга перестук маленьких сердец. Это был даже не стук, а скорее тихие глухие толчки…

Корин снова покрутил головой. Показалось ему или в самом деле откуда-то снизу, из-под дупла, в котором сидели стражи, доносится еще один еле слышный пульсирующий звук?

Корин заставил собственное сердце стучать медленнее и затаил дыхание. Можно сказать, все его тело сейчас превратилось в одно большое ухо. Корин изумленно вытаращил глаза.

«У подножия дерева лежит яйцо! Кажется, оно спрятано на дне неглубокой ямки, чем-то укрытой сверху. Ну конечно, как же я сразу не догадался! Это яйцо пещерных сов! Где же его еще хранить, как не в земле?»

— Ты слышал, Флинт?

— Ничего я не слышал. Вы оба просто запугали себя до смерти.

— Но это… это… как будто ветерок.

— Ну да, это ветерок. Ты и не знал, что в лесу бывает ветер?

— Не знаю… Мне кажется, это какой-то другой.

Корин поднялся над деревом, где сидели стражи. Теперь он ясно слышал убыстряющийся стук их перепуганных сердец. Ждать дальше не имело смысла. Настало время действовать.

Он замедлил полет, затем несколькими витками спустился вниз и застыл в воздухе. Момент был выбран безукоризненно — тучи над его головой расступились, и призрачное лунное сияние хлынуло на лес сквозь кроны деревьев.

— Нира! — завизжал один из стражей.

— Нет, это не Нира! — демонически заухал Корин. — Это ее хагсмара прилетела сюда, чтобы проклясть вас всех! — пророкотал он и оглушительно завизжал.

Слышу, как ваши трепещут желудки,

Вижу, как в слизь превратились сердца.

Вы растеряли остатки рассудка

Три бестолковых трусливых юнца!

Я разорву вас на тысячу клочьев,

Буду преследовать утром и ночью,

С грязью смешаю, убью, искалечу,

Если осмелитесь скруму перечить!

Я разыграю великую пьесу,

Вам в ней отводятся роли балбесов,

Только попробуйте плохо сыграть —

И никогда не увидите мать!

— Глаукс Милосердный! Спаси нас! О, Глаукс! — запричитал Флинт.

— Не надо нам было улетать от мамочки!

— Прости меня, хагсмара! Я не хотел, меня похитили!

Трое сипух в панике вспорхнули с дерева и взмыли в небо. Корин грозно заухал им вслед, чтобы ускорить бегство. Никогда еще не видел таких стремительных сов! Его план сработал.

Корин сорвал с себя клочья мха. Его хитрость удалась на славу! Он быстро опустился к подножию дерева и осторожно разбросал лапами прикрывавшую яму палую листву. На ее дне лежало безупречно круглое и ослепительно белое яйцо с приставшими к скорлупе комочками красной земли Пустошей.

Корин затаил дыхание и бережно взял драгоценную ношу в когти. Потом перевел дух, расправил крылья и одним мощным взмахом поднялся с земли. Жаль, что он не мог спасти остальные яйца! Корин чувствовал себя виноватым, несмотря на то, что даже не знал, чьи они и откуда похищены. Зато он отлично знал, что ему нужно поскорее уносить крылья, пока сюда не заявились Зверобой со Страйкером.

Ветер был сильный и, как назло, встречный, поэтому возвращение в Пустоши обещало быть делом нелегким. Хуже всего было то, что ночь стремительно таяла, переходя в рассвет, так что Корину волей-неволей предстояло лететь при свете утра.

Тем временем облака рассеялись, лишив его безопасного прикрытия. Корин прекрасно понимал, что только чудо позволит ему избежать встречи с Чистыми… Может быть, стоило сохранить моховое одеяние и продолжить прикидываться призраком? Но лететь против ветра, закутавшись в мох, было слишком тяжело даже для него.

Он слышал плеск жидкости в глубине яйца и тихий стук крошечного сердца. Эти звуки наполняли его душу благоговением. Какое это чудо — жизнь! Страшно даже подумать о том, что Чистые едва не уничтожили это бесценное сокровище. Если бы малыш вылупился, участь его была бы ужасна, ведь его ждал презренный мир и страшные воспитатели, чья забота хуже самой смерти.

Корин сильнее замахал крыльями навстречу ветру. Просто поразительно, как быстро он успел полюбить это чужое яйцо! Неожиданно он понял одну странную вещь — порой любить значит отказаться от своей любви, отпустить ее на волю, туда, где ее настоящее место.

Неужели жизнь всегда будет отнимать у него тех, кого он любит? Он любил Филиппа, Мглу, Грома, Зану и красивых зеленых летучих змей, но вынужден был расстаться с ними…

Небо начало еле заметно светлеть, и вскоре Корин увидел впереди скалы, у подножия которых устроили свою нору пещерные совы. В столь ранний час вокруг было пустынно. Наверное, семья еще спала в своем подземном жилище…

Корин не представлял, каким образом он возвратит им яйцо. Он не хотел снова пугать несчастных, но не мог же он просто оставить яйцо перед норой! Хрупкая оболочка жизни могла снова попасть в когти злых сов, не говоря уже о змеях, обожающих лакомиться птичьими яйцами.

Корин начал снижаться и вскоре услышал из-под земли тихий плач. Он сразу понял, что плачет мать. Через некоторое время послышался голос Гарри, успокаивавшего свою безутешную подругу.

«Как же мне сделать это?» — задумался Корин.

Он опустился на землю и осторожно поставил яйцо перед самой норой. Восходящее солнце озарило его верхушку, отбросив прохладную тень на вход в жилище пещерных сов. Гарри, ласково утешавший свою жену, мгновенно почувствовал перемену освещения и повернул голову к выходу.

— Подожди немножечко, дорогая, я должен выглянуть наружу, — прошептал он.

Корин испуганно отпрыгнул. Он не хотел встречаться с Гарри. Желудок у него затрясся от волнения, да так сильно, что дрожь пробежала по всему телу. У тут он услышал, как вскрикнул Гарри.

— Что это? Глаукс Всещедрый, да что же это? Мимоза, душечка, иди сюда скорее! Это чудо, настоящее чудо! Наше яйцо… Оно вернулось!

Послышался шум и шелест, и вот уже вся семья выскочила из норы.

— Но как? Как это могло случиться? — прошептала Мимоза.