— Да, такие дела… — Берест рассматривал свое отражение в озере.

Как они с Ирицей ни старались, с его одеждой ничего поделать было нельзя. Стоило Бересту снять рубашку, чтобы ее ополоснуть, как стало ясно: снова нацепить это рванье будет непросто, — разлезется на лоскутки.

— Беглый раб, за версту видно… — развел Берест руками, посмотрел на плечо, на котором виднелся еще свежий рубец, скосил глаза на другое плечо — на нем отчетливо проступало выжженное клеймо. Запястья были стерты кандалами.

Без куска хлеба, без гроша, без одежды, еще и босой — так не протянешь долго. Бересту нужна была работа, и притом не всякая, а такая, чтобы сделать ее можно было быстро, получить плату и убраться подальше. В окрестных деревнях знают, что на каменоломнях мор. Беглого не то что выдадут — вернее всего сразу убьют, опасаясь заразы.

Еще раз глянув на свое лицо в воде, Берест только покачал головой, отошел и сел на мох, задумавшись.

— Куда тут пойдешь? — сказал он Ирице. — Испугаются меня, собак спустят или на вилы поднимут. На хутор что ли выйти какой? Там, если мужиков мало, хоть побоятся сразу в драку лезть.

— Тебя испугаются? — Ирица в недоумении посмотрела на Береста. — Разве ты страшный?

Ей казалось, что другие должны не бояться его, а быть ему рады, как она сама.

— Страшнее некуда, — хмыкнул Берест. — Будто сама не видишь?

Ирица покачала головой.

— Нет, не вижу. Ты не страшный.

— Ну, все равно… — в раздумье произнес Берест. — Ничего не остается, как выйти к людям. Там уж как сложится…

— А я очень страшная? — вдруг спросила Ирица.

— А ты совсем нисколько, — рассмеялся Берест: ее льняные волосы поддерживала украденная красная лента, и Ирица казалась человеческой девушкой. — Как можно бояться такую красавицу?

— Значит, на меня не спустят собак? А если спустят, то мне ничего. Собаки на меня не кинутся, — обрадовалась Ирица. — Хочешь, я вместо тебя пойду к людям? Меня никто не испугается… и у меня лента красивая, как у человеческих женщин.

Хуторок в лесу был небогатый, но ухоженный, неподалеку от большого села. Ближе к сумеркам Ирица подошла к калитке. Сторожевой пес не залаял на лесовицу. Хозяйка, которая возилась на грядке, не подняла головы. Седой крепкий мужик обтесывал топором колышки. Яблоням было трудно держать на весу свои полные яблок ветки. Хозяин делал для них подпорки.

Ирица не пряталась, но ее все равно не замечали.

— Здравствуйте, хозяин и хозяйка, — тихо сказала она.

Берест научил: если будет мужик, сказать «здравствуй, хозяин», а если женщина — «здравствуй, хозяйка».

— Здравствуйте… — повторила Ирица громче.

И все же она с трудом удержалась, чтобы не юркнуть в густые кусты у забора, когда хозяйка подняла голову от грядки.

— Ты кто такая? Бродяжка? — спросила она. — Ты зачем пришла?

Мужчина с топором нахмурился, но Ирица быстро сказала:

— Я ищу работу… — и добавила. — Для мужа.

Хозяин прикинул:

— А кто он, к примеру, у тебя по ремеслу?

Ирица перечислила, что сказал Берест:

— Он воин, охотник, он очень сильный. Может трудное дело выполнить. Зверя выследить… Защитить, если надо, от кого-нибудь…

— А почему твой муж сам не нанимается? Что он вперед себя бабу послал? — недоверчиво сощурился хозяин.

Ирица обвела взглядом людей.

— Ему медведь на охоте все лицо порвал, — она согнула пальцы, как когти, и провела ими у себя перед лицом. — Он не любит показываться лишний раз. Говорит, что страшный, вы его сразу прогоните.

— Что, очень страшен с виду? — с уважением спросил хозяин.

— Очень! — заверила Ирица.

Так ей велел говорить Берест.

Хозяин глубоко задумался.

— Ну, пусть приходит. Скажи: не испугаемся. Если он подходящий нам человек, то какая бы там рожа у него страшная ни была, заплатим ему. Кажись, есть для него работа.

— Берест! — позвала Ирица, оборачиваясь в сторону леса. — Выходи: они обещали не бояться!

Когда Берест учил ее, что сказать людям на хуторе, Ирица никак не могла понять одного. Она думала, что все люди говорят на человеческом языке, на котором говорил с ней Берест. А Берест сказал:

— Тут, в Анвардене, свое наречие. Как же они тебя поймут?

Берест на каменоломнях научился чужому языку. Говорил он плохо, не бегло, но высказать свои мысли мог. А как Ирица объяснится с местными хуторянами?

— А как же ты, лесовица, понимаешь мои слова? — задумался Берест. — Ты ведь в Даргороде не бывала!

— Как ты разговариваешь, так и я стала, — ответила Ирица.

Берест покачал головой:

— Ну-ка, Ирица, а что я сейчас скажу?

И произнес на наречии Анвардена:

— Лэри — лесная девица — понимаешь ли ты, что я сказал?

Ирица услышала совсем незнакомые слова и подняла тонкие брови. Лесовица понимала речь Береста, хотя она и звучала на другой лад.

Ирица ответила, запинаясь:

— Я лэри, лесная девица. Я понимаю…

Она увидела смысл слов в его разуме. Берест засмеялся.

— Диво ты лесное, Ирица! И впрямь, ты можешь видеть все, что я думаю, что вспоминаю… И мои сны, да?

Он покачал головой, не зная, что и сказать об этом.

— Могу, — подтвердила Ирица. — Ведь я видела, что ты вспоминал про каменоломни. Но теперь я так не делаю. Я хочу как люди — говорить словами. Чтобы ты мне словами все объяснял.

Берест смотрел на нее, приоткрыв рот. «Вот так дела! — подумалось ему. — Зачаровал я лесовицу: в человека оборотил!»

Пока Ирица рассказывала хуторянину о своем муже, лицо которому будто бы навсегда обезобразил на охоте медведь, Берест стоял за деревом у самого края леса. Она окликнула: «Берест, выходи!» — и он вышел, подошел и встал рядом с Ирицей.

Хозяин хутора посмотрел на молодого бродягу с обросшим и исхудавшим лицом, сильно оборванного.

— Так ты кто такой? — недоверчиво спросил хуторянин, сжимая в руке топор. — Жена твоя говорила, что тебе медведь лицо располосовал, так что ты людям теперь на глаза не показываешься. А я смотрю, рожа у тебя хотя и разбойничья, но не то чтобы в шрамах.

— Я не разбойник, — ответил Берест.

— Беглый? — приглушенным голосом спросил Береста хозяин. — С каменоломен? Мор там…

— С каких тебе каменоломен! — вдруг вмешалась хозяйка. — Опомнись! Так с молодой женой и сбежал! Известное дело, какой же кандальник без жены из острога бегает!