Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прав ли был Кенджи? Как на Земле, на этой огромной планете с населением в восемь миллиардов человек, удается встретиться двум маленьким человеческим существам, предназначенным друг для друга? Более циничный человек, чем Кенджи, сказал бы, что это невозможно и вообще ничего этого нет. В смысле, предназначения. Да, конечно, люди встречаются и влюбляются, но эти встречи случайны, и удачная встреча – дело случая, а предназначение – это просто выдумка, история, которую они рассказывают себе потом.
Но ведь хорошая же история! В конце концов, для нас-то это самое главное. Если разобраться, мы, книги, для того и существуем, чтобы пересказывать эти ваши истории, держать их в себе и хранить под нашими обложками столько, сколько это в наших силах. Мы как можем стараемся порадовать вас и поддержать вашу веру в необходимость оставаться человеком. Мы сопереживаем вам и беззаветно верим в вас.
Но возникает другой вопрос: вам никогда не приходило в голову, что у книг тоже есть душа? Слушая эту романтическую историю о двух несчастных влюбленных, вы не задумывались о том, как ее воспринимаем мы? Потому что если граница между «я» и «ты» действительно проходит по коже, то вот этим вашим мгновениям страстного нарушения границы, называемым любовью, мы ужасно завидуем. Правда-правда. Мы завидуем вашим телам. А как же? У нас, у книг, тоже есть тела, но нет органов, необходимых для восприятия мира. Кожа, покрывающая наши обложки, под которой хранятся слова, отличается от вашей. Наша кожа, сделана ли она из бумаги, пергамента или ткани (или, как в последнее время, из какой-нибудь комбинации пластика, стекла и металла), выполняет аналогичную функцию обозначения границы, но даже самый изящный из наших покровов не позволяет нам испытать удовольствие, доступное вам. Мы не можем ощутить экстаз слияния себя с другим.
Конечно, вы можете сказать, что литературное творчество – это тоже своего рода страстное пересечение границ, но оно по своей сути бестелесно, как-то более расплывчато и условно. Мы зависим от вас в своем воплощении; мы существуем потому, что вы существуете. Поэтому хоть мы и чувствуем, как ваши пальцы перелистывают наши страницы, и можем описать словами вкус горьковатого кофе, или пикантного соуса, или, например, соленой спермы, что порой капает на наши страницы, мы не можем ощутить этого так, как вы, – на языке, на коже, внутри вашего человеческого тела.
Как тут не почувствовать себя обделенным, лишенным чего-то важного.
Признанные эксперты в делах любви, мы способствовали ее проявлениям большим количеством способов и слов, чем любой из вас может себе представить, и все же мы никогда не испытаем, каково это – взять руку возлюбленной и прижать ее к своим губам… Ах, если бы у нас были губы! Нет, это правда, что вы многих из нас любили, обнимали, ласкали и даже нежно целовали, и всем этим мы очень дорожим, но… в тот момент, когда дело доходит до настоящего «занятия любовью», нас небрежно сбрасывают с кровати! И вот мы валяемся на полу, вниз лицом со смятыми страницами, а в это время за нашей спиной разворачивается неведомое действие.
Иногда все-таки хочется заняться любовью. А вы как думали? В конце концов, мы безумно любим вас. Мы, рабы ваших навязчивых идей, по себе знаем, каково это – попасть в переплет и быть предметом воплощения эротических фантазий. И в то же время мы понимаем, что наш удел – всего лишь праздные фантазии, которые помогают нам скоротать время.
Фантазии – это то, в чем мы, книги, безусловно, преуспели. Но настоящие истории – те, которые происходят на самом деле, – принадлежат вам.
Гм… так на чем мы остановились?
Бенни был зачат в 2001-м – в том году началось будущее. Забеременев, Аннабель бросила учебу и устроилась работать в агентство по мониторингу СМИ. Кенджи бросил курить травку, и они переехали в маленький двухэтажный дом на окраине Чайна-тауна. Все, что они смогли себе позволить – снять половинку довольно ветхого строения, но там имелся маленький дворик, где мог бы играть ребенок, а недалеко от дома проходили автобусные маршруты, и это было хорошо, потому что ни Аннабель, ни Кенджи не любили водить машину. Кенджи устроился в джазовый оркестр, игравший биг-бэнд, ска и современную клезмерскую музыку. Он был талантливым музыкантом, к тому же японский кларнетист в порк-пае, игравший старые еврейские мелодии типа «Гимпель-дурачок» и «Ой, С’из Гут», вызывал интерес у публики. Когда стало ясно, что Кенджи – их фишка, музыканты поменяли название группы на «Кенни Оу и Клезмонавты». Они начали гастролировать по штату. Влюбленные поженились. Жизнь была прекрасна.
Аннабель была счастлива как никогда. Она была творческой натурой, и беременность ее вполне устраивала. Собственное тело казалось ей неким плодородным континентом, наполненным новой жизнью. Кенджи, неутомимый исследователь этого континента, придумал другую метафору. Когда они на первом УЗИ увидели изображение своего сына на экране, Кенджи воскликнул: «Это космическое дитя! Он как крошечный астронавт во анабиозе!» С тех пор они так его и называли: «Наш космический ребенок. Ребенок нашей мечты. Наш крошечный астронавт». Лежа в постели, они смотрели «Космическую одиссею 2001 года» и представляли себе зародыш, плавающий в внутреннем космосе Аннабель.
«Это будущее», – бормотал Кенджи, поглаживая ее вздувшийся живот, и она до сих пор помнила то трепетное чувство, которое тогда испытывала, какую-то смесь страха и возбуждения. Но если у нее и возникала тревога, Аннабель держала себя в руках, занимаясь каким-нибудь делом. На четвертом месяце, когда живот начал расти, она купила пряжу и спицы, чтобы вязать пинетки и чепчики. Она стала читать книги с советами по родам и воспитанию детей. Связала крючком детское одеяльце. Нашла сайт «сделай сам», где объясняли, как шить мягкие игрушки из поношенных свитеров. Сшила кашемирового слоника.
«Леди-ножницы», у которых беременность Аннабель вызвала живой интерес, вырезали для нее из журналов полезные статьи, которые она складывала в папки. По пути домой она часто заходила в пристройку Публичной библиотеки, где продавались списанные детские книги. Обычно это были старые, истрепанные книги или такие,