— Я не буду ломать. Никогда. Только править, — выдавил он, не глядя в глаза женщине.

— Это доказывают не словом, а делом, — тихо молвила гостья.

— Что мне делать? — с решимостью поднял голову Виль.

— Берешь центр и осторожно вставляешь на место.

— Это все?

— Почти все.

Виль тряхнул головой. От него во все стороны полетел порох светящихся мыслей.

«Нет, здесь, кажется, что-то не так, — думал мальчик. — Люди, деревья и тины растут постепенно. Если у кривого дерева центр поставить на место, сам центр-то, может быть, и останется. Только все оболочки рассыплются, и дерево просто умрет. Так и с людьми. Ничего у меня не получится, все это зря».

Мальчик едва заметно вздохнул и стал ковырять пальцем ноги красноватый песок, уже не глядя на женщину.

— Я сказала, почти все, но не все, Виль, — глядя на мальчика, произнесла небесная гостья. — Ты думаешь, мы не знаем законы природы? Я тебе говорила, — голос женщины опустился до шепота, — мы находимся не на небесах. Мы — везде. Ваши колдуны только говорят о единстве, а сами делят на мир людей и мир духов. А ты сам? Я ведь вижу, что нет.

Мальчик чувствовал себя так, словно доски таскал. Голову сдавливало, тело казалось ватным.

«Вот сбежишь в лес, но и там тебя найдут взрослые, которые непременно будут указывать, как нужно жить. Это, должно быть, и есть один из законов природы».

Женщина сделала движение рукой, и Вилю опять полегчало. Тело как родниковой водой изнутри вымыли.

— Видишь, я тебя «вправила», Виль, — улыбнулась небесная гостья. — Ты думал неправильно — тяжело и настырно, как взрослый мужчина. Поэтому и устал. Надо не так. Надо думать как часть целого. Ну... как планета Меон и окрестные звездные пути, что к ней прилегают. Тогда не устанешь, и мысли твои будут верными.

Мальчик смотрел на нее. Он, кажется, начинал понимать. Женщина распахнула глаза, и он увидел в них трепетное сияние. «Не огонь, не вода...»

«…не земля и не ветер. Единое», — закончила его мысль гостья.

Вслух она продолжала:

— Родник не пробивается из земли там, где хочет. Мы не появляемся там, где хотим. Я тебе говорила. Мы — там, где надо, где должны быть. И ты делай, как надо. Тогда избежишь ошибки. Дерево не сломается, человек не умрет. Да и сам никогда не устанешь. Не умничай, Виль. В голове правды нет. Не пытайся помочь кому—либо из жалости. Не суетись. Это значит — быть чистым. Как этот родник.

Женщина сделала шаг назад и едва заметно взмахнула руками.

«Словно взлететь пытается», — подумал Виль.

Она устремила спокойный взгляд на падающий ручей, не говоря ни слова. Виль сделал то же самое.

Ручей пробивается через наносы песка, иногда он уносит с собой палые прошлогодние листья. Но при этом чист, как слеза. Течь по грязи и не испачкаться. Как такое возможно?»

Его взгляд скользнул выше, туда, где ручей начинал свое течение. Казалось, родник бьет где-то под облаками, спускается со скалы и только у самой земли разнимается на отдельные капли.

Когда Виль насмотрелся и повернул голову, женщины уже не было. Словно она растворилась. Но мальчик чувствовал, что они еще встретятся.

Высоко в небе стояло солнце, немилосердно пекло. Время близилось к полудню. Очертания скал и деревьев в слепящем дневном свете стали невыносимо яркими, а тени — короткими. И Виль, растерянно глядя, но сторонам, вдруг почувствовал, что что-то ушло. Невозвратно ушло. Душа мальчика корчилась, казалось, что часть ее умерла навсегда.

«Почему, — простонал он, — больше не отзываются лесные озера? Почему молчат камни? И где духи леса?»

Виль распахнул глаза и оглядел все вокруг. Нигде не было ни единого духа.

«Меня покинули Отец Света—на—небе и Мать Всех Живущих? И я теперь один, без них, буду?» — Мальчик сглотнул, подавив крик.

«Ты сегодня утратил способности колдуна, Виль. Ничего страшного. Взамен этого ты стал кем-то иным. А Отец Света—на—небе и Мать Всех Живущих никуда не делись. Они всегда будут рядом с тобой, потому что ты в них по-прежнему веришь, — мысленно откликнулась небесная гостья. Мальчика словно родниковой водой обдало. — Надо верить...» — звучала ее мысль, затихая.

Виль распрямил плечи, сощурился и огляделся вокруг. Скалы давно накалились под солнцем. Мальчик протиснулся между камнями и зашагал по тропинке. До деревни рукой подать, надо успеть домой к полудню. Надо сегодня же вылечить папу от пьянства, Халя — от глупости и до заката успеть починить валяющуюся с начала лета в сарае сломанную маслобойку.

* * *

Над островом Лаок, входившим в состав Калайского архипелага, повисло безветрие. Гнетущее, тяжкое. Ни одна травинка не шевелилась, ни один лист не трепетал. В небе медленно проплывали тяжелые свинцовые тучи. Казалось, воздух похож на вязкий, дурно пахнущий клей. Грызуны, живущие на острове, еще с утра забились в глубокие норы, почувствовав приближение бури. Капитаны парусных кораблей сменили курс, едва взглянув на барометры. Всякий знал, что окрестности Лаока — нехорошее место. Как, впрочем, и любой из островков, лежащих к востоку от основной группы островов Калайского архипелага. Перед сезоном дождей там часто случались шторма, погода была непредсказуемой. Не стоит парусникам заплывать в эти воды. А пароходам — и подавно. Моряки говорили, что остров Лаок отведен Службой Контроля Евгеники под резервацию. На нем жили ущербные люди.

Лаокская резервация существовала уже два с половиной века. У изгоев сложились свой быт, свой уклад. Все добрые граждане мира Меон знали — отверженные живут так, как умеют. А нормальным в этих местах делать нечего. Здесь только голые скалы и рифы. Поэтому под резервацию и выделили Лаок, а заодно и другие острова этой группы. Все они были маленькими, скалистыми, не приспособленными для жизни. Пришвартоваться нельзя — дно на десятки метров вокруг изрезано рифами. Поэтому Служба Контроля платила двойную цену капитанам, соглашавшимся доставлять на остров необходимые грузы — продовольствие, строительные материалы, а иногда и воров, приговоренных к изгнанию. Вор, как поговаривали моряки, не убийца и не свихнувшийся пси. Он — человек вполне мирный, сопротивляться, как правило, не умеет. Так что ему только и осталось, что красть у уродов чугунные гвозди и стройматериалы. А воровать продовольствие — себе дороже. Лучше и не пытаться. Провиант передавали старостам, местному самоуправлению, а те были людьми очень жесткими.

Воровству в резервации никто не мешал. Иди на склад среди бела дня, бери что хочешь — никто даже слова не скажет. Потому что вор либо строить научится и тогда его примут в общину, либо бросит бессмысленное занятие. И тогда его тоже примут. Бездельничать для обреченного не зазорно.

Бежать с острова не пытались. До континента — тысячи километров пути. Даже если какой-то умелец смог бы выстроить плот и решился отчалить — скатертью дорожка. Отец Мертвых всех принимает, никого прочь не гонит. Остров, затерянный в океане, — тюрьма надежная. Охраны не требует, да и глаз не мозолит.