Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ударил звонок и тут же от двери сказали:
– Садимся-садимся, сегодня программа… Так. У нас новенькая, я так понимаю? Лопухова, ты что здесь делаешь?
Макс забормотал, сам не понимая что. Класс захихикал. Молодая невысокая учительница послушала несколько секунд и отрезала:
– У матгруппы четвертная контрольная в триста одиннадцатом. Тебя проводить или сама долетишь?
Глава 7. Отомри
Долетела. Падение было ни долгим, как у Алисы из сказки, ни быстрым, как прыжок с подоконника: живот прыгнул к голове, передумал, по глазам ударил свет и сразу по пяткам – земля, дёрнувшая пятки вбок. Настя хлопнулась в прохладную траву и замерла, размышляя, жива ли, и если нет, то ещё или уже. Приоткрыла глаза, медленно перекатилась на спину, раскинула руки-ноги и засмеялась, медленно поворачивая голову вправо-влево.
Она лежала на пышной траве под здоровенным, как в дендрарии, эвкалиптом. Слева были тени и группа таких же здоровенных эвкалиптов. Выше – синее-пресинее небо с ярким солнцем и несколькими аккуратными облаками. Справа – жёлтая скала, огромная и очень неровная, судя по множеству узких изломанных теней. Очень знакомая скала.
Настя резко села, вскочила – и побежала. В пещеру, которая не слишком-то и таилась в подножье скалы.
У самого входа Настя привычно поправила волосы, чтобы не упали на глаза в самый ответственный момент, – и замерла. Чуть не села даже.
Очень нужно было зеркало, но зеркала не было. Поэтому Настя просто ощупала лицо. С растущим ужасом.
Волосы штука неубедительная, сегодня есть, завтра нет или совсем другие – могли постричь во сне, а могли завить или испачкать, чтобы толще казались. Глаза сами себя тоже не увидят. Но нос был точно не её – и на ощупь, и тот кусочек, который виден, если сильно скосить глаза. Рот тоже. И зубы. И уши.
Не Настины. Чужие. Совсем незнакомые.
Нет, знакомые. Настя вспомнила глаза нарисованного Макса, голубые, распахнутые, совсем настоящие, смотревшие как будто прямо на неё, в неё, в музыку, которая заливала весь мир и вела всё выше, выше, в темноту без выхода. Теперь это были её глаза. Теперь она была нарисованным Максом – с его растрёпанными патлами, смешными ушами, крупноватым носом и слишком чёткими для подростка мышцами.
Настя вскинула руку, задрала рукав. Мышцы прорисованы почти как у анимешного красавчика. И пальцы крепкие, мужские. Так. А что у нас ещё мужского?
Настя посмотрела вниз. Внизу был аккуратный синий камзол, простые коричневые штаны и мягкие сапоги, которые она выучила уже наизусть до последней строчки, что изнутри, что снаружи.
Живот и штаны слишком хорошо просматривались. Чего-то не хватало.
Как-кая прелесть.
Настя оттянула ворот, рванула застёжки и спустила камзол с плеча. Ну да, так и есть. Всё было мужским, и плечи, и грудь.
Это почему-то расстроило, очень. «Тебя не поймёшь, – подумала Настя со злобным ехидством: – Есть – стесняешься, нет – огорчаешься. Это норм, ага».
Раз чего-то не хватает, то что-то должно быть лишним. Настя быстро огляделась и взялась за штаны. Снять их не удавалось – штаны как будто переходили в кожу – в её, Настину, кожу, – прямо на поясе. Поясом и переходили: идёт по бедру плотная ткань вроде джинсовой, а где она становится Настиным животом, не понять ни на вид, ни на ощупь. Настя прикрыла глаза и потянула ткань вниз. Стало не то чтобы больно, но неприятно как-то, до омерзения. Настя, не открывая глаз, повела рукой по штанам. Под тканью была как будто пластмассовая канистра с тёплой водой, твёрдая, но прогибающаяся, если надавить. Настя надавила. Стало дурно.
Ну всё правильно, я Макс, причём нарисованный, смирилась Настя. Бог его знает, как там устроено у мальчишек, но вряд ли штаны врастают в пояс и так нервно реагируют на всё. А вот нарисованным персонажам снимать штаны вообще не полагается. Те, кто не понял и пытается, получают, видимо, наиболее доступное им предупреждение.
Ну я поняла, да. Или понял? «Да идите на фиг, колдуны из коробочки, – возмутилась Настя. – Я Настя Лопухова из седьмого «в» класса 12-й школы города Сарасовска и из ДЮСШ «Аллюр», а не нарисованный жулик и брехло MadMaxMara из дебильной онлайн-игры. Я не Макс. И неважно, где я сейчас нахожусь и как выгляжу. Это временно. И время вышло».
Настя решительно одёрнула камзол и вошла в пещеру. Пещера выглядела примерно так же, как на экране, – сумрачная, не очень большая, но впечатляющая, в середине площадка с синей многоконечной звездой. Звезда казалась блёклой под слоем пыли, толстым и нетронутым, как будто здесь никто не топтался буквально вчера. Было вроде попрохладней, чем снаружи, но так могло и казаться из-за того, что не видно солнца.
Настя походила вокруг площадки, вспоминая, и решительно ступила в самый центр звезды. И сразу зазвучала музыка.
Настя зажмурилась и напряглась, подманивая ощущение полёта и запрокидывания, которое вышвырнуло её сюда, и боясь этого ощущения.
Ощущение было другим. Глаза под веками и зубы под щеками будто затлели. Хотелось бежать, быстро, сшибая всех, кто помешает врезаться в толпу врагов, смахивая головы и руки. И музыка была другой, хоть и знакомой. Не флейта, а труба. Тот самый протяжный сигнал, после которого Макс задёргался и побежал к пещере.
Я рано пришла, что ли, подумала Настя, с трудом удерживая себя на месте. Враг был недалеко, он был гадостен, как жирная личинка в компоте, и несовместим с жизнью, с её, Насти, жизнью – поэтому требовалось прервать его, врага, жизнь, немедленно, грубо и чтобы брызги летели. Надо подождать – и тогда начнётся правильная музыка, которая вернёт её домой, к маме, к нормальной кровати и к компу, к которому Настя и не подойдёт больше никогда. Ждать было невыносимо, суставы хрустели, подошвы растёрли пыль на звезде до голубого сияния, а пылающие ногти впились в ладони – труба звала и тащила, как быка за продетое в нос кольцо. Настя кряхтела, жмурилась, потом просто плюхнулась на задницу и впилась пальцами в землю – или в рисунок звезды, она уже не разбирала, – чтобы не сорваться в битву, зов к которой кипел по