«…Нашу эпоху справедливо назвали, — пишет Милош, — эпохой новых религиозных войн. Это было бы непонятно, если бы коммунистические революции не имели корней в метафизике, если бы они не были попыткой придать смысл истории действием. Освобождение человечества из-под власти рынка — не что иное, как освобождение его из-под власти Природы, ибо рынок — это распространение борьбы за существование в природе, натуральной жестокости природы, на человеческое общество. Лозунги, используемые двумя лагерями, сторонников рынка и революционеров, приобретают, стало быть, обратный, чем на первый взгляд кажется, вид. Враги переворота любили выступать как защитники религии, которой угрожают безбожники, эти безбожники в свою очередь ненавидели их как жрецов худшего бога… Таково значение Истории, которую марксизм противопоставляет Природе. Марксизм был созвучен неоманихейской ярости современного человека. Если бы не это, он не имел бы почти магической силы притягивать самые активные умы, не оказался бы в центре интереса философов.

Только когда признаешь метафизическую суть в том, что по внешности кажется лишь общественным и политическим, можно оценить размеры катастрофы, которая нас постигла…»

Под словом «нас» Милош имеет здесь в виду все человечество. «XIX век еще жил великой надеждой возрождения человека», — с горечью говорит он. И напоминает «об утопическом социализме, значение которого было огромно».

Важными произведениями начала XX века Милош считал и «Город желтого дьявола» Горького (1906), и «Джунгли» Эптона Синклера (1906), и «Железную пяту» Джека Лондона (1907).

В прогнозах о XXI веке Милош колебался между пессимизмом и надеждой. Для пессимизма оснований было все больше, и появлялись все новые.

Одно из калифорнийских стихотворений Милоша написано в жанре антиутопии, характерном не для поэзии, а для прозы нашего столетия, начиная от Уэллса («Машина времени») и Джека Лондона («Железная Пята»). Название стихотворения Милоша — длинное: «Высшие аргументы в пользу дисциплины, почерпнутые из речи на Совете Всемирного Государства в 2068 году»:

Призыв к дисциплине, мы знаем, не вызовет аплодисментов.

Нам их аплодисменты не нужны.

Лояльных граждан мы дарим своей опекой,

Не требуя ничего, кроме послушанья…

Это «мы» в устах жестких хозяев планеты XXI века звучит зловеще. За этим стихотворением Милоша 1968 года — опыт тоталитаризмов XX века и свежий опыт 1968 года. То был год «мартовских событий» в Варшаве: волнения студентов, закрытие факультетов, увольнение профессоров, массовые отъезды из Польши. То был год студенческих демонстраций в Париже. То был год августовского вторжения в чешскую Прагу.

Но, кроме левых и правых тоталитаризмов, может воцариться и тоталитаризм непосредственного всевластия финансовых олигархов, тоталитаризм Желтого Дьявола и Железной Пяты.

Главным сюжетом в многосюжетном XX веке Милошу часто виделось соревнование Америки и Советской России. Он не раз возвращался в разные годы к этой мысли, последний раз в «Азбуке Милоша» (1997) (на слово «Америка»):

«…„Зверь, выходящий из моря“ (Милош, переводчик Апокалипсиса, относит к Америке этот образ Иоанна Богослова. — В. Б.) повалил в течение столетия своих очередных противников и соперников. Важнейшим из соперников была Советская Россия, поскольку в этом столкновении речь шла не только о военной силе, но и о модели человека. Попытка создания „нового человека“ согласно утопическим принципам была гигантской попыткой, и те, которые ex post относятся к ней несерьезно, видимо, не понимают, какова была ставка в этой игре. Выиграл „старый человек“ и при помощи mass media навязывает свою модель всей планете…»

Что такое эта модель, навязываемая всей планете, отчасти раскрывается в стихотворении «Беседа» (в книге стихов Милоша 1991 года; мой русский перевод — «Литературное обозрение». 1999. № 3). Беседа трех поэтов — Чеслава Милоша, Иосифа Бродского и Томаса Венцловы — происходит в сердце Америки, в университетском городке Йейле. Один из собеседников (именно за ним угадывается Милош; хотя и весь диалог трех поэтов — отчасти внутренний диалог Милоша) констатирует одичание человечества:

…Вкус и осязанье

Ценит оно. Поваренные книги.

Рецепты превосходнейшего секса,

Средства снижения холестерина,

Быстрого похуденья — вот что ему нужно,

Оно — единое (в цветных журналах) тело,

Которое бегает каждое утро в аллеях парков,

Щупает себя в зеркале, следит за своим весом…

О таком человеке — эффективно и безотказно действующей машине, о таком человечестве Милош высказывается в этой беседе короткой французской фразой, самой непристойной, какая встречалась когда-либо в его поэзии. Правда, современные люди, как выясняется далее в беседе, уравновешивают свой физиологизм своим эстетством, но это тоже не восторгает Милоша.

Десятки лет Милош был свидетелем противостояния Запада и Востока.

«Планетарная действительность раздвоилась на так называемый Запад и так называемый Восток, а мне случалось пить из того и из другого отравленного колодца», — это из книги эссе 1979 года.

Во второй половине двадцатого века забрезжили и другие тенденции. Еще в 1961 году, в год своего пятидесятилетия, Милош так представил сверхкраткое содержание истории за эти полвека, после 1911 года: «…Первая мировая война, русская революция, Вторая мировая война и трудно еще охватимое, едва начинающееся явление объединения человечества в планетарном масштабе».

Этой новой тенденции, так рано им уловленной, Милош старался и сам содействовать. Этому служили его лекции в американском Беркли (не только о польской литературе: он читал, например, и курс творчества Достоевского) и другие выступления. Этому служили вся его поэзия и эссеистика. Вся его огромная переводческая работа. С одной стороны, он знакомил людей, читающих по-английски, с польской поэзией. С другой стороны, переводил на польский язык поэтов англо-американских.

В 1970-х и 1980-х годах особенно важное место в его переводческой работе заняли переводы книг Нового Завета (он изучил для этого древнегреческий) и книг Ветхого Завета (он изучил для этого древнееврейский). В полноте общечеловеческого опыта, в собеседовании всех континентов и всех эпох он видел надежду.

Рубеж XXI века оказался обострением противостояния глобализма и антиглобализма. «Хочется удивить мир, спасти мир, — размышлял когда-то Милош, — но мир не удивишь и не спасешь. Мы призваны для деяний, важных только для нашей деревушки, для нашей Каталонии, нашего Уэльса, нашей Словении». Но некоторые теперешние проявления местных патриотизмов порой выводят Милоша из себя: «чума на оба ваши дома!» — восклицает он по поводу распри фламандцев и валлонов в Бельгии.

Милош — универсалист и в то же время упрямый «провинциал». «Родимое и вселенское в творчестве Милоша» — так попытался я сжато передать эту его антиномию в одной из моих статей о нем (1999). В самые последние годы его особенно беспокоит сохранение «тождественности» каждой отдельной культуры, в том числе культур «провинциальных». Лекция Милоша «Тождественность» написана весной 2002 года: