* * *

На самом деле он не верил, что найдет графиню, но его утешала мысль, что и долга своего он не нарушит тоже. Не найдет, не потому, что не искал, а потому, что не смог. Рано или поздно, но его маленький отряд должен был нарваться на врага, который будет им не по зубам. И все кончится. Они умрут и уйдут туда, где, возможно, им посчастливится больше. Конечно, Гай не рассчитывал, что боги оценят его заслуги той же мерой, что и ее, но все-таки там, на Высоких Небесах, у него было больше шансов увидеть графиню – хотя бы и со спины, уходящую вверх, в чертоги героев, – чем здесь, в кровавом хаосе последней битвы. Однако, пока этого не случилось, то есть пока он был жив, Гай продолжал искать и – неожиданно для самого себя – нашел. Вообще-то это было чудом, найти ее среди покрывавших по-прежнему затянутые сизым туманом Легатовы поля тел мертвых и умирающих бойцов и их лошадей. Но случай вышел. Не иначе, как души предков вымолили у добрых богов удачу для него и последнюю честь для графини. Так или иначе, невероятное произошло, и Гай снова увидел рыжее пламя ее волос, которое не смогли погасить ни грязь, ни кровь, ни туман.

И отступила – пусть только на миг – усталость, и сердце сделало последнее усилие, мощным толчком послав кровь в стремительный бег за надеждой. И Гай побежал, не разбирая дороги, наступая, как последний святотатец, на трупы врагов и друзей, перепрыгивая через них, разбрызгивая смешанную с кровью грязь. Он едва не упал, уже достигнув цели своего заполошного бега, споткнулся, зашатался, теряя равновесие, но каким-то чудом устоял на ногах и замер, глядя глазами человека, пережившего свою собственную смерть, на жестокую и честную картину, открывшуюся неожиданно перед ним.

Голова графини покоилась на коленях сидевшего прямо в грязи графа Вера. Зовущий Зарю склонился над ней и что-то тихо шептал. Он то ли молился, то ли рассказывал ей что-то, раскачиваясь тихонько в такт своим не предназначенным для чужих ушей словам, словно баюкал ее, как ребенка, и гладил Нор по рассыпавшимся, испачканным в крови и грязи волосам. Рядом с ними, склонив головы и тяжело опираясь на свои огромные мечи и смертоносные алебарды, застыли в молчании бойцы его собственного копья. А вокруг них лежали трупы аханских сабельщиков и последних оставшихся с графиней до конца рейтаров графства Нор.

Гай Гаэр был старым солдатом. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что здесь произошло и как умерла его госпожа. А графиня Ай Гель Нор умерла так, как мог мечтать умереть любой мужчина-гегх. Она погибла в бою, сражаясь до конца, до самого последнего проблеска жизни в ее изрубленном, обескровленном теле и, уходя, увела с собой на Ту Сторону столько врагов, что Гаэдана[14]непременно должен был принять ее в свою собственную Сотню. Никак не меньше, чем в Первую Сотню героев, достойных посмертных песен и вечной памяти потомков.

Здесь не было раненых – только убитые. Немногочисленные рейтары и множество аханских сабельщиков. Судя по всему, рубились здесь с такой яростью, что добивали даже раненых. Земля под ногами Гая превратилась в кровавую кашу, и графиня тоже была залита кровью с головы до ног. Даже лица ее – дивного лица самой красивой женщины, какую Гай видел в жизни, – было не различить под маской запекшейся крови.

Гай постоял секунду, медленно вбирая в себя величие и ужас открывшейся ему картины – он должен был запомнить все до мельчайших подробностей, чтобы рассказать об этом другим – и снова посмотрел на Ойна, баюкающего на коленях мертвую его госпожу. И словно почувствовав его взгляд, Вер поднял голову и тоже посмотрел на Гая. Взгляды их встретились, и это было второе потрясение, произошедшее с сотником Гаэром меньше чем за одну минуту, такую короткую, если сравнивать ее со всеми прожитыми им днями и годами, и такую длинную, вместившую в себя так много, как ни одна другая минута в его жизни. На Гая Гаэра смотрел смертельно усталый человек, давно уже перешедший грань возможного. И Гай понял, что Вер – это мертвый человек, который все еще способен тем не менее говорить и двигаться, но только потому, что долг и честь не позволяют ему свернуть на «последнюю дорогу». Но на самом деле все уже было решено, граф умер, живыми оставались только полные страдания и неизбывной тоски глаза Ойна.

Секунду они смотрели друг другу в глаза, и, по-видимому, каждый из них узнал о другом все, что должен был теперь знать. Граф кивнул и легко встал с земли, одновременно поднимая на руках безжизненное тело Нор.

– Как тебя зовут? – Голос его был лишен жизни, точно так же, как и бледное суровое лицо.

– Гай Гаэр, ваша милость, – ответил Гай, который уже знал, что сейчас произойдет.

– Возьми ее, Гай, – сказал Вер, протягивая ему графиню на вытянутых руках. – Вынеси ее, солдат, отдай ей последнюю честь.

Ну что ж, Зовущий Зарю мог приказать ему умереть, и Гай, не дрогнув, пошел бы по его слову в пекло. Однако Ойн велел ему жить, хотя, видят боги, после того, что случилось на Легатовых полях, – после того, что еще должно было здесь произойти, – остаться в живых было много труднее, чем умереть в бою. И Гай принял на руки тело графини, одновременно принимая из рук Вера и свою судьбу.

– Сделай это, солдат! – сказал Вер и, повернувшись, пошел прочь. Несколько секунд, и он, и его люди сгинули в стелющемся над землей тумане.

«Сделай это, солдат».

– Ты и ты, – ткнул Гай пальцем в незнакомых рейтаров, прибившихся к его отряду по пути сюда. – Найдите коней и догоняйте нас. Мы идем прямо на восток.

– На восток, – повторил он, потому что ему показалось вдруг, что он не говорит, а шипит без голоса, как лишенный речи гад. Но, видимо, Гай ошибался. Его приказ был услышан и понят, и безымянные рейтары не заставили себя ждать. Не сказав ни слова, они бросились выполнять его поручение, почти мгновенно тоже растворившись в белесом мареве, затягивавшем все вокруг.

– Маар, – сказал Гай, взваливая тело графини себе на плечо. – Ты первый. Вы двое защищаете мою спину. Вперед!

И они пошли.

* * *

Как им удалось выбраться живыми с Легатовых полей, Гай Гаэр толком не помнил. В памяти остались только какие-то невнятные обрывки воспоминаний, больше похожие на горячечный бред, чем на картины настоящей жизни. Все было смутно и нечетко. Никаких подробностей, ничего такого, за что могла бы уцепиться человеческая мысль. Кажется, они с кем-то дрались. Но была ли это одна стычка или их было несколько, Гай с определенностью сказать не мог, точно так же, как и то, с кем они дрались и почему, и чем дело кончилось. То есть чем там все закончилось, он мог легко догадаться, так как все еще был жив, но вот вспомнить ничего путного не мог. Возможно даже, что драться пришлось не только с аханками, но и со своими, с гегх, однако все это стерлось из памяти, как и тяготы проделанного ими пути. Лишь тело, измученное неимоверным напряжением и нечеловеческим трудом, стонало и призывало Хозяйку пределов прекратить, наконец, эту длящуюся без конца муку. Но воля, как и следовало ожидать, оказалась сильнее плоти. Они прорвались, идя напролом, просочились, таясь и скрываясь, потеряли в пути двоих бойцов – Наэра и одного из безымянных – и все-таки ушли с Легатовых полей, потому что в сгустившихся сумерках раннего вечера оказались вдруг одни под сенью вековых сосен Королевской Десятины. Наступающая ночь стремительно вытягивала последние проблески света из холодного сырого воздуха, а они уходили, ведя коней в поводу, все дальше в вековечную тишину и никем не потревоженный покой древнего леса, и тело покойной графини Ай Гель Нор по-прежнему было с ними. Графиня лежала на спине коня, которого вел за собой едва передвигавший налившиеся усталостью ноги Гай Гаэр.