его поступки. Бедуин не может существовать без своего стада, без кур, без коня. Запомни, сынок, арабы очень привязаны к животным и ценят уважение и доброту. Веди себя с ними порядочно, и они будут уважать тебя».

Глава восьмая

Легко пришло — легко и ушло

Жители Ришон-ле-Цион всеми силами старались облегчить Ольге пребывание в Палестине. Они приглашали ее в гости, рассказывали о пережитом, расспрашивали о жизни в Петербурге, знакомили со своими друзьями и не оставляли ей времени на размышления и переживания.

В первую же неделю после приезда Ольги старожилы колонии Иосиф и Берта Файнберг устроили вечеринку в ее честь. Их барак стоял на главной аллее поселения, ведущей к синагоге. Это была ухоженная, хорошо побеленная постройка, почти настоящий дом, окруженная садиком, в котором благоухали кусты жасмина и герань. Окна украшали веселые яркие занавески, а в углу гостиной, резко контрастируя с ее убогой обстановкой, красовалось пианино. Этот музыкальный инструмент принадлежал Берте, которая ни за что не пожелала оставить его в России вместе со всем остальным имуществом. Берта была очень трудолюбива. В то время как остальные поселенцы кормились за счет виноградников, Берта и Иосиф купили коров. Берта ухаживала за ними, доила, приготовляла сыр и масло, которые и продавала.

Сейчас, в темной длинной юбке и белоснежном, тщательно отутюженном переднике, она угощала гостей лепешками с корицей, пирогами собственной выпечки и крепким чаем. Гости же знакомились с Ольгой и расхваливали радушную хозяйку.

За столом все говорили по-русски. После чая один из друзей дома подошел к пианино и стал наигрывать мелодии русских песен. Берта тотчас присоединилась к нему. Они играли в четыре руки, и знакомые напевы возбуждали у слушателей тоску по далекой покинутой родине.

Слушая музыку, Ольга почувствовала, как сильно она истосковалась по петербургским белым ночам, таким чарующим и таинственным, и по Федорову, который вдруг показался ей совсем далеким и нереальным, как принц из сказки.

Среди гостей ее внимание привлек благообразный высокий и широкоплечий бородач с длинными волосами и зычным голосом. Он залпом пил горячий чай — чашку за чашкой — и прислушивался к разговору. Потом встал и заговорил, перекрикивая всех присутствующих: «Наконец-то еврейский народ вернулся домой после двух тысяч лет изгнания. Запомните эти мгновения — они священны. Господь дал эту землю нам, нам, а не этим дельцам и благодетелям, которые сидят в диаспоре и думают, что мы — нищие, живущие подаянием». Его слова сопровождались аплодисментами. После небольшой паузы он продолжал: «Господь сказал: „В поте лица своего будешь есть хлеб свой“. Вы первые осуществляете эту заповедь, данную Адаму. Он был изгнан из рая, потому что ослушался Бога, а мы останемся в нем, ослушавшись чиновников». После этих слов снова раздались аплодисменты, смех и возгласы одобрения.

Это был Михаил Гальперин, один из самых колоритных персонажей первой алии. Потомок великих раввинов, он пожертвовал большую часть своего состояния колониям, скитался из одной в другую, работал простым рабочим и произносил речи не хуже древних пророков.

Музыка умолкла, и в комнате наступило грустное молчание. Нарушил его хозяин, попросив гостей рассказать о себе. Его просьба была вызвана не только желанием поближе познакомить их с Ольгой. Прежде всего он хотел осторожно и без излишней огласки сообщить близким ему людям известие, которое он узнал под большим секретом.

«Друзья, — обратился Иосиф к присутствующим. — Я получил секретную информацию о том, что барон собирается приехать сюда».

«Не может быть! — раздалось сразу несколько голосов. — Он ведь открыто заявил, что здешние поселенцы — люди неблагодарные и что он не хочет нас видеть».

«Поэтому и визит его не будет проходить в торжественной обстановке, как в других колониях. Он приедет к нам тайно, под покровом ночи».

«И что же он сможет увидеть под покровом ночи?» — спросил Исраэль (Лолик) Файнберг, пристально глядя на Иосифа. Он был известен своей бескомпромиссностью в важных вопросах. Вот и сейчас его карие глаза сузились, как у тигра перед прыжком.

«Он увидит дома, построенные людьми, которые вырвали себя с корнем, подобно растению, из родной почвы и приехали жить в другую страну, выжженную солнцем и неприветливую к чужакам. Он увидит молодые виноградники, которые только недавно начали приносить плоды, и поймет, что вы здесь не в бирюльки играете. У барона есть голова на плечах. Конечно, ему больше по душе те, кто занимается ремеслом или виноделием, чем те, кто возделывает землю. Но стоит ему пройтись по улицам нашей колонии, пусть даже ночью, и он поймет все значение нашего начинания».

Файнберг показался Ольге несколько наивным, но она была восхищена его верой. Вообще, все собравшиеся в этом доме казались ей духовными собратьями русских революционеров, которых она хорошо знала. И те и другие жертвовали собой ради великой идеи. Она попросила Иосифа рассказать про сельскохозяйственные работы и узнала о непростых отношениях поселенцев с администрацией барона. Один садовод, к примеру, пренебрегая достижениями земледельцев, требует от них лести и подобострастия.

«Зачем ему это?» — рассеянно спросила Ольга. Беседа велась по-русски, и мелодичные звуки знакомой речи отвлекали ее, мысленно возвращая на родину.

«Это укрепляет в нем сознание своего превосходства. Барон присылает сюда людей, которых ничего не интересует, кроме собственных удовольствий. А разве это подходящее место для развлечений? На что годятся избалованные парижане здесь, среди местных арабов и продажных оттоманских чиновников? Абсолютно ни на что! Вот и остается им утешаться подобострастием поселенцев».

«А кто заставляет поселенцев подобострастничать?» — не сдавалась Ольга, хотя ответ был ей известен заранее. Она уже знала, что чиновники барона подкупают крестьян-одиночек, не являющихся членами колонии, чтобы усилить влияние на поселенцев.

«Мне было ясно еще в детстве, что по-настоящему независим только тот, кого нельзя заставить униженно пресмыкаться перед благодетелями», — продолжала Ольга, пытаясь представить себе, чем сейчас может заниматься Сергей Федоров.

«Именно такими были крестьяне в моих краях, — убежденно заявил Лейб Ханкин. — Во время неурожая они голодали, но при этом не пускали все зерно на муку из опасения, что и следующий год может выдаться неурожайным. А здесь как раз наоборот: как только сюда поступают деньги — пожертвованные, а не заработанные честным трудом, — они тотчас же пускаются на ветер».

«Так уж устроен мир: легко пришло — легко и ушло».

«Но это дурной пример для тех, кто приехал сюда строить новую жизнь. Только тот, кто умеет бороться с трудностями, сможет возродить эту землю».

Сын Лейба Иеѓошуа не вмешивался в спор. Он сидел слегка ссутулившись, не