Впереди заманчиво располагались ноябрь, декабрь, январь, февраль и март на солнце, гольфе и море в Таиланде и Майами, апрель и май в Париже, Каннах, Риме, ну и чуть-чуть в Нью-Йорке и Израиле, лето на подмосковной даче с друзьями и коллекциями и по несколько дней в Монако, Сан-Тропе и Сардинии, сентябрь-октябрь – яхта, туризм, искусство, выставки, аукционы, красота. И дальше все сначала. Предыдущие две попытки заканчивались мыслями о суициде на вторую неделю ничегонеделания. Но в этот раз все должно было быть по-другому.

Правда, опыт говорил, что сначала надо проверить знаменитую русскую пословицу в действии и околачивать груши гольф-клюшкой или чем там еще положено по народному фольклору хотя бы месяц без остановки для проверки стойкости этих самых груш. А потом? А потом «сделайте посмотреть» – как говорили в родной Одессе.

Шесть чемоданов, сумка с клюшками, две девчонки, их мама и набор летних гермесовских панамок должны были разместиться в президентских апартаментах первого этажа в чудной гостинице знаменитой лагуны города Пхукет. Прелесть этого номера заключалась в том, что из него можно было сразу попасть на пляж через небольшой отрезок теневой зелени, насыщенной кустами и пальмами всех видов. Просто песня о Чуде-Юде. Чудо – это о гостинице и атмосфере, Юдо – уже обо мне и моей семье.

Неприятности начались сразу по прибытии – 22 декабря. Менеджер, швейцарец из Цюриха, краснея и заикаясь, пытался объяснить, что они получили записку о том, что семье Добровинских нужен номер на первом этаже, но поздно. Ассистентка ошиблась и послала сообщение за два дня до нашего прилета, когда сделать уже ничего было нельзя. Поэтому он страшно переживает, но до второго января сделать ничего не может. Второго же, когда из гостиницы свалят всем ненавистные европейские жадюги, нас немедленно переселят вниз. А пока что: бесплатный ужин, бутылка шампанского, подарки на Рождество и Новый год… «только не орите, мадам, умоляю».

Мадам объяснила на присущем им обоим немецком языке, что ждет его в его теперь уже коротком менеджерском будущем, кто отец двух сидящих на диване козявок, которые тоже скоро будут адвокатами, что напишут цюрихскому прокурору восемь местных малолеток, ну и еще массу интересной информации. Свисский парень предлагал уже три бесплатных дня в гостинице плюс все предыдущее и тихо плакал, моргая от страха.

Сошлись на пяти бесплатных днях, плюс шампанское каждый день, плюс бесплатный ужин 31 декабря, и чемоданы, утяжеленные гневом хозяйки, быстро понеслись наверх притихшими служащими.

Начались отдыхательные будни.

26 декабря в восемь утра, пока не так жарко, я стоял на первой лунке на красивом горном гольф-поле в двадцати километрах от нашей гостиницы.

В этот день у меня получалось все. Дальние удары, короткая игра, выходы из песчаных ловушек и прочее. Я был абсолютно счастливый рантье на стажировке и не стеснялся этого ни капли.

Облом начался на последней, восемнадцатой лунке. То, что я увидел, было странно, абсолютно необъяснимо и поэтому здорово пугало.

Мне навстречу в лучах яркого, практически экваториального, солнца ехала гольф-машинка с моими детишками и любимой. Такого не было в наших отношениях с гольфом НИКОГДА.

– Наводнение или землетрясение. Еще непонятно, – сказала старшая из трех, едва они доехали до меня. – Гостиницы, наверное, уже нет. Когда я уезжала сюда на такси, она заметно шаталась. Заканчивай игру, надо решить, что делать дальше.

Это было знаменитое цунами 2004 года.

Рассказ о том, что произошло в гостинице, пока я пасся на зеленых лужайках, сводился к следующему.

После того как я уехал, дети, почувствовав, что кроватное место свободно как никогда, быстро залезли под мое одеяло. Так как рано в доме любит вставать только Джессика, и то только для того, чтобы экспортировать во двор из квартиры собственную собачью мочу, три девицы продолжали дрыхнуть без какого-либо зазрения их детской каникулярной совести. И вот, около десяти местных часов, мать детенышей проснулась потому, что услышала с пляжа какие-то крики. Она выскочила на балкон пресловутого второго этажа и увидела, что весь пляж как-то неожиданно всплыл. Вода на нем стояла где-то в метр высотой, и по всей поверхности плавали пластиковые стулья, всякая пляжная утварь, матрасы и полотенца, зонтики и отдыхающие в купальниках, вперемежку с одетым как положено персоналом. Одушевленные предметы орали в голос от непонимания происходящего, хотя на самом деле никто не тонул. И тут с моря пошла вторая волна. Она была не очень высокая (мы все-таки были в лагуне), но очень сильная. Волна подняла на себя все, что до этого более-менее мирно плавало на пляже, и ударила в стекла того самого первого этажа, куда нас не поселили из-за нерадивой секретарши. Люди, находящиеся в это время в комнате, должны были получить сначала удар тоннами воды с битым стеклом, а потом еще и всю эту пластико-шезлонговую массу сверху.

Гостиница, стоящая на врытых в песок сваях, слегка покачнулась.

Что делает верная подруга адвоката, еврейская жена, мать двоих детей, доктор по образованию и искусствовед по профессии в такую трудную минуту в первую очередь? Правильно. Бросается к сейфу.

Но электричества уже не было. Сейф не открывался, и, мало того, из гостиничного шкафа даже не вытаскивался.

Схватив детей и сумку, любимая выскочила на улицу, запихнула несмышленышей в местное такси и… вот мы в баре гольф-клуба. Дети канючили мороженое, а я… я начал подсчеты. В активе имелось: двести долларов США в местной валюте, две дочки с прародительницей, четырнадцать клюшек для гольфа, потная майка и грязные шорты. Пассив: неработающие кредитные карточки и телефоны (все вырубилось на полуострове из-за электричества), непонятная судьба сейфа с паспортами, цацками и деньгами и плюс, который в негативных подсчетах становился минусом: усиливающееся нытье по поводу мороженого и холодного арбузного сока.

Семья получила мороженое, воду, по дороге попила из меня вместо арбузного сока кровь, и мы начали продираться с таксистом через кошмарные пробки (светофор – капут) к нам в отель. В машине мы внимательно слушали тайское радио, но оно говорило на местном диалекте, который я точно так же не знаю, как и сиамский литературный.

Гостиница стояла на месте как живая. Все тот же менеджер, стоя на стуле, кричал на всех известных ему нерусских языках, что «если кто пропал, ему надо об этом сообщить».

– Шо он несет? – спросил лысый здоровяк с татуировкой на правом бицепсе. Содержание кожаного месседжа для окружающих несколько удивляло. Почему-то готическими буквами на огромной мышце было написано «Уйдем в забой со всей бригадой». А чуть ниже: «Шахтеры Донбасса – настоящие пацаны».

Я перевел все услышанное на русский. Любимая, посмотрев на умственное содержимое мускулатуры у нового знакомого и, похоже, сравнив его с привычным ей очкариком, спросила:

– А вы не поможете нам сейф открыть? Пожалуйста…

– Гхавно вопрос, – дружелюбно отозвался Донбасс. – Я сегходня уже пятый вскрытень сробил. Ща за «струментом» сгханяю, и все будет абгхемахт. Людя́м в положении надо помогхать.