— Слышь, капитан, раскрутись на дозу, а? Ломает всего... А я тебе все выложу, гадом буду, все равно мне хана!

Николай только открыл рот, чтобы ответить, как у Грушко закатились под веки зрачки водянисто-серых глаз и он весь как-то сразу осел на койке. Испугавшись, что Клещ умер, капитан откинул простыню, чтобы найти пульс. Под простыней оказались ремни, которыми пациент был профессионально пристегнут к раме. Видимо, врачи знали свое дело.

Александров нажал кнопку срочного вызова, и через секунду в палату влетела толстуха-медсестра со шприцем на изготовку. Капитана мгновенно и не слишком почтительно вытурили...

* * *

Капитан Александров сидел, запершись в собственном кабинете, и остывал после начальственного «фитиля».

Разборка велась долго, умело и со вкусом. Непосредственный начальник Николая умыл руки, мудро посчитав, что заступаться за проштрафившегося подчиненного сейчас бесполезно — все равно капитана «дальше фронта не пошлют», — но положение усугублялось тем, что утром из Ферганы за своим земляком срочно прибыла целая делегация узбекских милиционеров, предъявить которым оказалось нечего... Если не считать бездыханного тела. Скандал набирал обороты, помаленьку выходя за пределы провинциального Хоревска.

Николай прервал грустные думы, плюнул и, махнув рукой на все и вся, поднялся и подошел к сейфу. Выговор обратно не вернешь, как ни крути — это из серии «мама, роди меня обратно», а с Жоркой они вчера все-таки перебрали изрядно. Затылок наливался тупой болью, руки противно подрагивали, а желудок время от времени, видимо, ревниво считая, что хозяин постоянно про него забывает, и совершая игривые кульбиты, напоминал о своем существовании.

Александров вынул из облезлого железного ящика початую бутылку «андроповки», тщательно сохраняемую на подобный случай, и мутный граненый стакан. Закуска, естественно, отсутствовала напрочь. Разве что сжевать хилый, медленно угасавший на северном окне кактус...

Николай в красках представил себе, как он тщательно очищает ни в чем не повинное тропическое растение, и так оплакивающее свое незавидное положение, от колючек, и нарезает его ломтиками. Не удержавшись, капитан фыркнул, забыв на секунду о неприятностях. Ни фига! Водичкой запьем, видывали и не такое. «С утра выпил — весь день свободен!» — ни к селу ни к городу вспомнился один из афоризмов покойного отца, практически не пившего, но подобных шуток-прибауток помнившего массу.

Процесс тушения горящих букс, к сожалению, был прерван в самом начале (вернее, еще до его начала), противным, как всегда в подобных ситуациях, телефонным звонком. Матюгнувшись не хуже подполковника Каминского — с трехэтажным заворотом и точным адресом того самого места, куда следовало спешно направляться звонившему, — Николай отставил в сторону сосуд с вожделенной жидкостью и поднял трубку.

— Капитан Александров! — рявкнул он, постаравшись придать своему голосу максимум неприязни, чтобы невидимый собеседник сразу понял, что попал не ко времени.

В трубке испуганно пискнуло, и прорезался срывающийся девичий голос:

— Здравствуйте... Это Аня...

Слышимость была такая, будто неведомая Аня говорила минимум из Австралии.

— Какая еще Аня?!

В трубке озадаченно помолчали.

— Алехина... — наконец осмелилась произнести девушка.

В ноющей от боли голове капитана со скрежетом провернулись несмазанные шестеренки, с некоторой заминкой выбросив на поверхность памяти, мутной от так и незагашенного похмелья, информацию об Алехиной Анне Петровне, 1980 года рождения, русской... Стоп! Николай весь подобрался:

— Что у тебя, Алехина?

— Товарищ милиционер, — зачастила Аня. — Я только что узнала, что Леша мой...

В трубке раздалось всхлипывание. Похоже, девица настраивалась на длительный рев.

— Короче.

— Леша в больнице, а ко мне вчера этот человек приходил.

Александров напрягся:

— Кто приходил?

— Он и раньше бывал у нас. Леша его очень боялся. Он вообще-то никого не боится, но этот...

— Как его зовут?

— Леша не говорил, но я слышала, что он его князем называл. Я еще подумала: «Какой еще князь? Князья же при царе были».

Николай перебил девчонку:

— Ты где сейчас?

— Дома. Я от соседки звоню. Меня в больницу не пустили-и-и... — зарыдала в голос Алехина Анна Петровна. — Мо-о-жет, вы...

— Сиди дома, запрись и никуда не выходи. Я у тебя буду через десять минут.

Капитан положил трубку и в недоумении уставился на пустой стакан, зажатый в левой руке. Мыслями он уже был далеко от кабинета и еще далее — от бутылки, стоявшей на краю служебного стола.

* * *

На город опускались ранние сумерки. Капитан Александров второй раз за сегодняшний сумасшедший день приближался к городской больнице. Несмотря на оставленный Жоркиным пойлом солидный выхлоп, могущий сшибить с ног любого неподготовленного гаишника, пришлось все-таки брать машину.

Слава богу, Анюта была дома, причем жива и здорова. Несмотря на волнение за своего ненаглядного Лешеньку, девица явно ждала капитана, так как приоделась и накрасилась. Из-за кричащей, не слишком умело наложенной косметики она теперь казалась гораздо старше и уже мало чем походила на вчерашнюю зареванную соплюшку. К слову сказать, сегодня она была не в пример разговорчивее и толковее.

После нескольких пресеченных, впрочем, Николаем в зародыше попыток перевести разговор на судьбу злосчастного Клеща, Алехина довольно внятно описала загадочного Князя, его внешность и манеры. Подробно пересказала она и содержание недавнего разговора с ним. Особенно насторожил капитана тот момент, что, едва узнав о плачевном состоянии Грушко, Князь сразу же потерял к девушке всяческий интерес и мгновенно исчез, даже не подумав проститься.

Николай кинулся к соседке, но той уже не было дома. Как назло, больше ни у кого в подъезде телефона не оказалось. Помянув мысленно всех соседкиных предков до седьмого колена, а также заодно весь старый район города, где аппараты были редки, как жемчужины в известном месте, капитан кубарем скатился по лестнице и прыгнул за руль.

Везение сегодня окончательно отвернулось от Александрова: выворачивая с улицы Куйбышева на Строителей, он едва не протаранил сияющий черным лаком борт чьей-то (но явно не простой) «волги». Хотя между ободранным бортом «жигулей» и сверкающей высокопоставленной тачкой явно имелся солидный просвет, Николаю пришлось волей-неволей вылезать из-за руля и сбивать пыл разъяренного водилы синими корочками. Одним словом, к больнице он подъехал уже затемно, ибо мартовский день короток, а природа не расположена нарушать свои законы даже для работников правоохранительных органов.

Отмахнувшись тем же удостоверением от вахтерши, встревоженной клушей пытавшейся загородить проход в храм Гиппократа, капитан на одном дыхании взлетел на хирургический этаж и еще с лестницы убедился в наличии в конце пустынного коридора постового, по-прежнему безмятежно сидевшего у дверей палаты, где обретался Клещ. Николай прислонился к выкрашенной веселенькой серо-голубой казенной краской стене и перевел дух, стараясь унять сердце, явно пытавшееся покинуть опостылевшую за три с увесистым хвостиком десятка лет александровскую грудную клетку. «Да, капитан, — попытался иронизировать над собой милиционер, — нервишки-то лечить надо, да-а-а. И моторчик пошаливает... Придется, наверное, пореже к Жорке-то бегать, а?..»