Над центральной аллеей раскинули свои ветви платаны, узкие тропинки вились в тени небольших рощиц. Сосны, дубы, красные клены и сакуры скрывали строения из виду, промежутки между галечными тропками поросли дикой травой и кустарником. От мест, куда не заглядывало солнце, веяло прохладой. Даже придорожный шум не проникал сюда, за высокие стены и зеленую пелену листвы.

В толпе отрешенных молящихся то и дело мелькали желтые одеяния бонз, серые одежды монахинь и бурые — послушников, которые сновали туда-сюда, смиренные и безмолвные.

Откуда-то из глубины несся заунывный речитатив молитвы. В воздухе разливался густой приторный аромат, словно благоухала целая апельсиновая роща. Все это создавало впечатление такой мистически-неземной красоты, что Рэйко сделалось не по себе.

— Приветствую вас, почтенная госпожа Сано.

Вздрогнув при звуках низкого, с придыханием, голоса, Рэйко обернулась и увидела высокую женщину в светло-сером кимоно.

— Добро пожаловать в храм Черного Лотоса, — произнесла незнакомка с поклоном.

Ее голову покрывал длинный белый палантин. На вид женщине было около сорока. У нее было скуластое лицо с полным чувственным ртом, во взгляде ощущались ум и властность. Белилами она, судя по всему, не пользовалась, но брови ее были выбриты и нарисованы выше, а на губах лежал тонкий слой кармина. В юности она, несомненно, была красавицей, но и сейчас, когда годы прочертили морщинки в углах ее рта и выжелтили румянец, не утратила прежнего диковатого очарования.

Ее сопровождали четыре монахини.

— Я Дзюнкецу-ин, настоятельница монастыря. Знакомство с вами — честь для меня.

Рэйко опешила от удивления, однако машинально поклонилась, бормоча подобающие любезности и извинения. Ей еще не доводилось встречать настоятельницу, которая красила бы лицо и носила волосы, пусть даже зачесывая и пряча их под покрывалом. Обычно монастырский устав предписывал монахиням брить головы наголо.

Сбитая с толку столь официальным приветствием, при том что никто не должен был знать о ее приезде, Рэйко спросила:

— Откуда же вам известно, кто я?

— О-о, вы слишком скромны. — Настоятельница Дзюнкецу-ин улыбнулась. — Как можно не знать жену господина главного следователя? — произнесла она подчеркнуто вежливым тоном с легким оттенком иронии.

Рэйко сознавала, что по городу ходит слух о ее с Сано сотрудничестве, и все-таки куда ей было до знаменитости!.. Может, кто-то подслушал ее разговор с Хару, а после предупредил членов Черного Лотоса?

Рэйко не понравился прямой, оценивающий взгляд настоятельницы. Чутье подсказывало, что манеры и внешность Дзюнкецу-ин свидетельствуют о некоем разладе внутри секты. Или она стала слишком подозрительной из-за того, что в храме мог скрываться преступник?

— Полагаю, вы здесь, чтобы помочь мужу расследовать причины пожара, — сказала Дзюнкецу-ин, усиливая подозрения Рэйко. Раз ее участие в деле не разглашалось и посетить храм она могла, как все женщины, по религиозным соображениям, то какие основания у настоятельницы предположить подобное, не зная об их с Хару беседе? — Позвольте и мне посодействовать.

— Собственно, я прибыла выяснить, замешана ли Хару в поджоге и убийствах, и если да, то каким образом, — призналась Рэйко.

Дзюнкецу-ин улыбнулась шире. У нее были острые, слегка скошенные внутрь зубы, придававшие улыбке хищное выражение.

— Уж Хару-то я знаю как облупленную. Поговорим в моих покоях. — И настоятельница повела рукой в сторону узкой улочки.

— Вообще-то мне хотелось бы встретиться с ее подругами. — Рэйко понимала, что храмовые власти постараются подстегнуть интерес следствия к Хару, чтобы покрыть истинного виновника пожара и не допустить вмешательства во внутренние дела секты. Значит, словам бонз нельзя доверять — им проще и удобнее свалить все на сироту, пожертвовав ею ради своих интересов. — Может, вы просто проводите меня до приюта? Мне неловко вас утруждать.

— Ничего, — сказала Дзюнкецу-ин, все еще улыбаясь, но теперь с твердостью во взгляде. — Я с радостью расскажу вам все, что потребуется.

Монахини обступили Рэйко со всех сторон. Мысль о том, что она будет ходить где заблагорассудится, им явно претила. Рэйко уже подумывала воспользоваться положением Сано и приструнить Дзюнкецу-ин, однако не рискнула. Слишком уж смело было бы действовать от лица мужа, но без его ведома.

По ту сторону аллеи прошли двое следователей, посланных Сано; к их помощи Рэйко тоже не могла прибегнуть, чтобы не поставить в неловкое положение слуг двух господ. К тому же противление чиновникам секты могло навлечь неприятности на Сано.

— Хорошо, — ответила Рэйко, позволяя настоятельнице увлечь себя по дорожке. Может, она все же узнает что-нибудь важное.

Их путь лежал в тенистом полумраке, между укрытых деревьями зданий, у которых Дзюнкецу-ин ускоряла шаг, словно боясь, что ее спутница как следует осмотрится или заговорит с проходящими мимо монахинями.

— А вот и наша обитель, — проговорила она, подводя Рэйко к уменьшенной копии монастыря Дзодзё.

Наконец они расположились в одной из комнат наверху, обставленной с аскетической простотой. За раздвинутыми ставнями располагалась веранда с видом на соломенные крыши остальных строений. Служанка разливала чай. В углах, точно безмолвные стражи, расселись монахини. Только теперь Рэйко заметила, что серое кимоно настоятельницы в отличие от грубых монашеских одеяний сшито из тонкого хлопка с едва заметным волнистым узором, да и ходила она не босиком, а в белых, без единого пятнышка, носках.

— Что же проповедует секта Черного Лотоса? — спросила Рэйко, желая узнать, какие обряды позволили ей снискать признание у народа и что за доктрины разрешают настоятельнице обходить заповедь о попрании мирского тщеславия.

— Наш земной путь преисполнен страдания, — напыщенно изрекла Дзюнкецу-ин. — Страдание происходит от низменных страстей. Избавляясь от них, мы можем прекратить страдать и достигнуть нирваны. Нужно лишь следовать правильному пути…

«Да это постулаты проповеди о четырех благородных истинах! — догадалась Рэйко. — Основы буддийского вероучения».

— Мы верим, что каждый человек способен достичь нирваны и полностью уподобиться Будде, просветленному и всесильному. Заучивание и многократное повторение сутр Черного Лотоса, а также медитация на их темы делают нас сопричастными истине, сокрытой внутри. Чтение сутр подчиняет наш жизненный уклад цели высвобождения энергии, таящейся в сфере неосознанного, где мы можем уловить законченную суть священного текста. Возникающее понимание сродни мистическому взаимопроникновению верующего и сутры, в результате которого он приближается к нирване и сам становится буддой.

— Мне незнакомы сутры Черного Лотоса, — сказала Рэйко. — Они имеют отношение к знаменитым, почитаемым в большинстве других сект сутрам Лотоса? О чем в них говорится?

— Сутры Черного Лотоса — древние, уникальные стихи, обнаруженные нашим наставником. В них утверждается, что верный путь к просветлению состоит из бесконечного множества параллельных, пересекающихся, сходящихся и расходящихся путей, объединяемых в один, и что лишь первосвященник Анраку, бодхисатва Неисчерпаемой Силы, определит, какой из них нам суждено выбрать. — Здесь настоятельница беспокойно заерзала. — Однако все это сложно, объяснение требует немалого времени, а постижение — кропотливого умственного труда. Вы ведь, как я полагаю, хотели узнать о Хару и о пожаре?