Однажды они завалили к нему в лавку, и Эви спросила у Тига Волдыря, плавает ли у него в баке твинк по имени Эд Читаец. Твинк вот такого роста (она показала пальцами на два дюйма выше собственной макушки), с частично заросшим перекисно-светлым ирокезом и парой дешевых татух. Он довольно мускулист, сказала Эви, ну или был таким, пока в бак не залез.

— Я в жизни его не видел, — солгал Волдырь.

Его немедленно пронзил ужас. Сестричкам Крэй лучше не лгать, коли жизнь дорога. Они каждое утро лица выбеливают унипомадой и подкрашивают губы — красные, сердитые, чувственные и клоунские одновременно. Этими губами они властны отдать приказ, который всю Пирпойнт-стрит на уши поставит. У них бесчисленное воинство, жители теней в культиварах, низкооплачиваемые панки-подростки с пушками. И у каждой в старомодных сумочках или крупных клатчах из мягкой кожи реактивный пистолет Чемберса. Поначалу они кажутся нагромождением противоречий, но вскоре понимаешь, что это не так.

По правде говоря, других постоянных клиентов, кроме твинка Читайца, у Тига Волдыря вовсе и не было. Кто на бакоферму в семисотых номерах Пирпойнт зачастит в здравом уме? Никто. Вся торговля в другом конце, где в любых количествах водятся инвестбанкиры и дамочки, потерявшие любимых собачек десять лет назад (и не сумевшие с этой потерей примириться). Вся сытная торговля там, в начальных и средних номерах. Без Читайца, который на три недели порой заплывал в бак, когда мог себе это позволить, у Волдыря весь бизнес к чертям полетит. Он по миру пойдет, пытаясь втюрить абнормальные гормоны да земные разгонялки ребятам, которым только и нужны самодельные генные патчи от какого-то известного в гало чувака по кличке Дядя Зип.

Сестрички Крэй смерили Тига Волдыря взглядом, словно бы говорившим: «Соврал по мелочи, так знай, что редких белков больше не получишь».

— Не, ну правда, — сказал он.

Наконец Эви Крэй пожала плечами.

— Если увидишь такого парня, дай нам первым знать, — сказала она. — Нам первым.

Она обвела взглядом бакоферму, голый серый пол и отставшие от стен фотообои, потом с омерзением глянула на Волдыря.

— Иисусе, Тиг! — протянула она. — Ты в состоянии это местечко не таким противным сделать? Неужели не справишься?

Белла Крэй расхохоталась.

— Неужели не справишься ради нее? — спросила она.

Когда сестрички ушли, Волдырь обмяк в кресле, повторяя: «Неужели не справишься?» и «Если увидишь такого парня, дай нам первым знать», пока не добился правильной интонации. После этого он пошел осмотреть баки. Вытащив из шкафчика тряпку, он стер с них пыль. Протирая бак Читайца, он вдруг понял, что этот-то бак и разогрелся.

— Кто ж этот чувак, — сказал Волдырь вслух, обращаясь сам к себе, — если он сестричкам Крэй внезапно понадобился? Он же никому раньше и нужен-то не был.

Он попытался вспомнить, как выглядит Читаец, но не смог. Твинки для него все были на одно лицо.

Он пошел в закусочную и заказал себе еще рыбы с карри.

— Если увидишь такого парня, — эксперимента ради обратился он к хозяйке закусочной, заплатив по счету, — дай нам первым знать.

Та уставилась на него.

— Нам первым, — добавил Волдырь.

«Новочеловеки, — думала та, глядя, как он удаляется по Пирпойнт, выбрасывая одну ногу под странным углом. — Что они такое?»

Новочеловеки наводнили Землю в середине 2100-х, привлеченные радио- и телепередачами двадцатого века, чьи затухающие информационные метелки и паутинки достигли их, сохранив, однако, достаточно загадочной чужацкой живости. Были новочеловеки двуногими гуманоидами (ну, в широкой трактовке термина), все как один высокие и белокожие, с ударной волной ослепительно-рыжих волос на голове.[10]Их порою трудно было отличить от ирландских наркош. Различать их по полам тоже было непросто. Собственные конечности казались им мягкими и податливыми. Оптимизм и энергия из них били ключом. Все на Земле их приятно удивляло. Захватив планету, они ее переделали под себя — дружески-покровительственно и через пень-колоду. Ну а чего ожидать от попытки постижения человеческой расы по рекламе кока-колы 1982 года? Новочеловеки выпускали несъедобную еду, запрещали политику, предпочитая характерную для субсидируемых видов искусства бюрократию, а также внедрили под земную кору колоссальные механизмы, вызвавшие в конечном счете гибель миллионов. После этого они чуток поостыли и ограничили свои усилия сферой поп-музыки, наркотиков и твинк-баков; последние в то время считались соблазнительной, хотя и опасной, новинкой индустрии развлечений.

Впоследствии они кочевали по космосу вместе с людьми, как ходячая пародия на всю эту экспансию и свободу торговли. Новочеловеки частенько попадались на нижних ярусах структур организованной преступности. Роковое стремление к ретроспекции всегда подводило их в попытках туда интегрироваться. Обычны для них были фразочки вроде: Слышь, бро, мне, в натуре, нравятся вот эти твои кукурузные хлопья. Ты в курсах?

Волдырь вернулся на бакоферму. Передние концы баков на пару футов выступали из обшитых ДСП кубических стойл по плечо высотой, напоминая барочно-вычурные бронзовые гробы с дешевой отделкой. На фотообоях над каждым гробом красовалось: КЕМ ЗАХОЧЕШЬ — ТЕМ И СТАНЕШЬ! Бак Читайца разогрелся сверх меры. Волдырь понимал почему: у твинка лавэ кончались. Оставалось нарику, может, с полсуток, если верить показателям диагностической полоски, а потом — добро пожаловать на холод. Протеома, склизкая смесь питательных веществ и твикнутых гормонов, уже начинала готовить его тело к жизни, оставленной было позади.

* * *

Три часа тридцать минут пополудни серой мартовской пятницы. Ист-ривер была цвета грязной стали. От самого полудня трафик западного направления выдавливало с моста Хоналути. Китаец Эд высунулся в окно своего старенького «доджа», вдохнул аромат свинца и дизельных выхлопов, попытался разглядеть, что там впереди. Ничего. Авария какая-то: светофоры не горят, и у кого-то уже нервы лопнули; люди на пределе — от офисной рутины, от своих двух-а-может-четырех детей, от всей этой дерьмовой жизни, они высыпали из машин и от нечего делать друг с другом срутся. Кто знает, что там случилось? Старая добрая жизнь-жестянка. Эд покачал головой, констатируя, что все суета сует, выключил обзор пробок по «Радио Кэпитал» и обернулся к Рите Робинсон.

— Ну что, Рита? — сказал он.

Через две-три минуты ее платье цвета перечной мяты с карамельно-белыми полосками уже завернулось выше талии.

— Ты это, Эд, не торопись, — посоветовала Рита, — мы тут задержимся на некоторое время.

Эд рассмеялся.

— Я не торопыжка, — сказал он. — Эдди готовится.

Рита тоже засмеялась.

— И я готова, — ответила она. — Готова, Эдди, готова…