Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- У вас русские корни, Стефан Янович?
- Ну вот же, Абрамова, вы быстро соображаете! – улыбаюсь ей в ответ, тут же пряча улыбку за стаканчиком кофе.
- Вы могли бы на парах рассказывать о жизни в Европе, думаю, было бы намного интереснее, – совершенно спокойно выдаёт она.
- А без этого я неинтересный?
Она должна бы по-хорошему сказать: «Я не это имела в виду».
Она говорит на самом деле:
- Честно? Я не слушала особо.
У этой девочки все дома? Она вообще помнит, что разговаривает с преподавателем?
И почему-то меня не волнует вопрос, все ли дома у меня, если я сам подсел к студентке в буфете.
- И вам нормально говорить мне такое, да? – обращаюсь к ней в итоге.
- Угу, – милейший кивок, взгляд, наигранно опушённый в пол, плотно сжатые губы без тени улыбки.
- От вас можно ждать чего угодно.
- Предсказуемостью не страдаю.
- Нравится быть не такой, как все?
- Обожаю! – моментальный ответ.
- Тогда зачем блог? Его же многие ведут.
- Вы его смотрели? – она приближается ко мне, передвигая сложенные руки по столу.
- Да.
- Какая честь, Стефан Янович, я польщена! Ну знаете… В этом мире трудно найти дело, которым бы не был занят кто-то другой. Нужно просто делать так, как никто не делает.
- Неплохая мысль.
После этого молчим с минуту. Беззастенчиво разглядываем друг друга, делая вид, что это нормально. Наверное, кто-то должен сдаться первым и отвести взгляд, но мы оба не собираемся делать этого.
- Почему вы выбрали Питер, Абрамова? – наконец, прерываю молчание за столом.
- Откуда вы… А, конечно, блог. «Девочка с Севера», точно-точно. Это моя мечта ещё со школьных лет. Как приехала сюда впервые, поняла – любовь всерьёз и надолго. Если бы я сюда не поступила, было бы очень грустно.
- Для меня Питер как второй дом, я провёл здесь довольно много времени.
Она слушает внимательно, думая, что я продолжу рассказывать, но я замолкаю. После секундных размышлений она спрашивает:
- Вам не холодно в одной рубашке?
- Мне – нет. А вам не холодно с голыми ногами?
- Мои ноги не голые! И почему вы вообще на них смотрите?
- Потому что вы хотите, чтобы я на них смотрел.
- Это неправда! – возмущается она, резко откидываясь на спинку стула. Кажется, эта девочка не очень готова честно признаться себе в том, что вообще она творит.
- Всего хорошего, Абрамова, – встаю, прихватив с собой почти пустой стаканчик. Спиной чувствую взгляд, который посылают мне вдогонку. Взгляд, способный убивать. Борюсь с желанием обернуться, чтобы оценить выражение лица, с которым я ее оставил, но оборачиваться нельзя. Не стоит.
Черт, скажите, что я делаю вообще?
* строчка из «Горе от ума» А. С. Грибоедова
Диана
Я каждый раз теперь должна оставаться после разговора с ним в непонятках?
Почему вообще он разговаривает со мной? Я же явно кажусь ему странной. Но он сам задаёт какие-то вопросы, сам рассказывает о чем-то. Зачем ему вообще откровенничать со мной? Говорить со мной о своём детстве, о своих родителях?
Как его изгнать из мыслей, а? Как бы я не отнекивалась, но он скоро там прописочку оформит и въедет туда с чемоданом собственных вещей. Есть какой-то рецепт, как прекратить думать о нем? Я дура, непроходимая дура! Зачем я вырядилась так? Хотела, чтобы он пялился на меня? Ну вот, за что боролись, на то и напросились! Теперь я знаю, что идея сработала. А мне от этого легче? Нецензурные слова гуляют в голове стаями. Мира бы ругала, конечно, но я что сделаю?
Он, твою налево, ноги мои разглядывает! Мои выставленные напоказ ноги!
Ой, Диана… Он препод! Он. Твой. Препод!
Только вот сколько лет ему… Мира говорила, двадцать семь. Может, поэтому я не могу воспринимать его слишком серьезно, как того же Смецкого, например? Да и вообще, как понять мое отношение к нему?
Fuck, не должно быть никакого отношения. Нельзя-нельзя-нельзя! И смотреть на него нельзя! В эти чертовы глаза бездонные, наглые и дерзкие, что глядят на меня, не отрываясь.
Нельзя забываться, когда он рядом сидит, и делать вид, что это все норма. Может, стоит бросить всю мою придурь и вести себя спокойнее? У всех нервы целее будут, даже у Лерочки. Да фиг с ней, с Лерочкой, – у меня!
Растираю виски, зажмуриваясь. Пытаюсь сосредоточиться на учебе, сегодня ведь ещё три пары. Вспоминаю, куда идти на следующую, и выхожу из буфета. Все сразу кажется глупым: и платье это, которое совершенно не по сезону, и сапоги, скользкие и слишком неудобные, чтобы ходить в них целый день. Хочется стянуть с себя все это, надеть джинсы и обуть ботинки.
И чтобы он больше никогда, никогда на меня не смотрел.
А если профессор будет на больничном два месяца? Мне так долго жить в этом кошмаре?
- Что с тобой, Диан? – сразу же спрашивает Мира, как только я присаживаюсь за парту рядом с ней.
- Не спрашивай.
- Опять Новаковский?
Молча киваю. Всего за несколько дней все разговоры, все мысли свелись к нему. Глупость какая! Подумаешь, важный тип. Пусть о нем ванильные первокурсницы думают! А не я…
Мозг, ну пожалуйста, прекрати!
На лекции пишу больше, чем обычно. Записываю чуть ли не каждое слово за преподавателем, сколько успеваю. Это помогает отвлечься и переключиться на рабочий настрой. Мира не устраивает допросов даже тогда, когда видит мое странное рвение к конспектам. Таким же образом провожу и остальные пары сегодня, а когда занятия заканчиваются, понимаю, что в общагу не хочу. Плевать, что у меня сапоги на высоченных каблуках – не особо удобно, но потерплю.
Мира лишь пожимает плечами, когда говорю, что не поеду с ней: удивительно, как спокойно она воспринимает все происходящее.
- Ты с Денисом поругалась? – спрашиваю, продолжая охреневать с ее нетипичной реакции на все.
- Да.
- Овцебыки! Как вы умудряетесь по телефону делать это?
- Понимаешь, мы немного отвыкли друг от друга. То, что раньше было понятным и простым, сейчас сложнее.
- Понимаю, – вздыхаю вместе с ней. – Хотя я из армии не ждала, как мне понять. Зато я чуть не связалась с тем, у кого армия головного мозга! Мир, все наладится, вот увидишь. Ему тоже тяжело, он тоже соскучился по тебе.
- Я знаю, но мне порой кажется, что впереди ещё адские полгода.
- А у меня адские не-знаю-сколько-и-чего. Мир, меня пугает то, что происходит с Новаковским. В смысле… у меня с ним.