— Мы тоже пойдем собирать колосья. Я уснул, потому что ночь провел без сна.

— Тебе не стать хорошим солдатом.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что хороший солдат может идти весь день и не спать всю ночь, а на следующее утро сражаться с оружием в руках.

— Может, и так, но я ведь не солдат и не хочу им быть.

— Но для своего возраста ты сильный и твои мышцы хорошо развиты. Военачальники его величества берут таких в армию.

— Я лучше стану Повелителем змей, как мой дед. А хороших солдат в этой долине хватит и без меня, чего не скажешь о заклинателях змей, умеющих лечить их укусы.

— В этом ты прав. Но армии его величества нужны сильные воины, умеющие обращаться со змеями.

— Может, и так. Но я еще слишком молод для того, чтобы стать солдатом его величества.

— Да, ты молод, но можешь им стать через несколько лет. Я уверен, что ты мог бы покрыть себя славой и получать плату золотом.

— Поживем — увидим. А я думал, что ты служишь в храме Змеи у своего дяди, первого чтеца…

— Да, я писец в храме. А знаешь ли ты, что это поле принадлежит храму, который вы называете храмом Змеи? Дядя послал меня сосчитать снопы, чтобы потом все, кто участвует в жатве, получили свою часть урожая. Если ты покажешь мне своего отца, я по дружбе сделаю так, чтобы ему досталось чуть больше.

Хети трижды поклонился Небкаурэ и поблагодарил его, заверив, что высоко ценит его доброе расположение и внимание, оказываемое своему слуге Хети, — форма вежливости, которая, однако, ни к чему не обязывала того, кто называл себя слугой.

Между тем жнецы по одному подходили к краю поля. Женщины и дети несли с собой охапки колосьев, которые потом вязали в небольшие снопы. Хети с сестрой вслед за Небкаурэ стали в круг, образованный жнецами.

— Что они собираются делать? — спросил у Хети Небкаурэ.

— Значит, ты горожанин, — с уверенностью заключил Хети. — Хорошо, что писец его величества узнает, как живут простые люди. Эти снопы собрали здесь, чтобы возвеличить Рененутет и Изиду, добрых богинь, и сейчас мы все вместе споем гимн, прославляющий Изиду, повелительницу неба, чтобы она снова и снова дарила нам небесные и земные блага.

И они заняли свои места в кругу. Кто-то из жнецов затянул звонким голосом, восхваляя Изиду примерно в таких выражениях:

— Приветствуем тебя, Изида, божественная мать, защитница Черной Земли! Прекрасно твое лицо, когда ты являешься нам в обличье Хатор, Золотой Хатор, многоцветной Хатор! Приветствуем тебя, богиня, сияющая в небе над Ра, чье тайное имя тебе известно! Преподобная властительница небес, плакальщица, это твои золотые слезы соединили части тела Осириса, твоего божественного супруга, который властвует над двенадцатью ночными часами…

Этот голос Хети узнал сразу, ибо принадлежал он Мерсебеку, первому чистому жрецу из храма Себека. По окончании церемонии жнецы торопливым шагом направились к фиговому дереву, чтобы наконец поесть и напиться. Нубхетепи побежала искать отца, а Хети подошел к Мерсебеку и поприветствовал его. Небкаурэ подошел вместе с ним, поэтому Хети указал на него рукой и сказал:

— Господин мой, это Небкаурэ, писец его величества, закончивший школу писцов при храме Амона в Тебесе. Он приходится племянником первому жрецу-чтецу храма Змеи.

Небкаурэ поздоровался с жрецом, прижав ладони к коленям, и Мерсебек возвратил ему его приветствие.

— Мерсебек — твой слуга, — сказал жрец, обращаясь к Небкаурэ. — Я — первый чистый жрец храма моего господина Себека. И мне очень дорог юный Хети, думаю, он любимец Изиды и Уаджет.

— Я тоже так считаю, — ответил ему Небкаурэ. — Богини, бесспорно, благоволят ему, ибо только их избранники могут повелевать змеями без страха умереть от укуса. Ведь даже Ра, бог-повелитель неба, не имеет власти над змеями, не правда ли? И так было во времена, когда Ра правил богами и людьми в наших землях. А потом он постарел, как стареют люди, и стал подвержен болезням и опасностям, которые подстерегают нас на закате дней…

Богине Изиде удалось превзойти его в могуществе, узнав его тайное имя. Это имя нельзя было говорить никому, потому что знание его дает власть над носителем имени тому, кто раскрыл этот секрет. И тогда Изида слепила из земли, смоченной слюной стареющего бога, змею. И эта змея укусила Ра, и Ра не смог себя исцелить и страдал так, как страдает любой человек, укушенный коброй. Величайший из богов просил всех богов и богинь исцелить его, но только Изиде это оказалось по силам. Однако она согласилась призвать на помощь свое волшебство и могущество только при условии, что Ра откроет ей свое тайное имя. Сперва Ра отказался, потом пытался схитрить, называя ей разные свои имена, но только не то единственное, которого никто не знал.

Но страдание его стало невыносимым. И вот он назвал богине, его внучке, свое тайное имя. И она его исцелила, исторгнув из тела яд, а вместе с ним и боль. Но знание тайного имени сделало ее более могущественной, чем бог неба, и она стала царицей всего сущего.

А ты, Хети, ты — Повелитель змей, возлюбленное дитя Изиды!

«Ты — Повелитель змей». Слова Небкаурэ поразили Хети, равно как и Мерсебека. Несколько дней спустя Хети пришел в храм Себека, чтобы выслушать наставления Мерсебека, и тот признался ему в этом.

— Хети, дитя мое, давно ли ты познакомился с Небкаурэ?

Мерсебек называл Хети «дитя мое», хотя это было не лучшее обращение, потому что Хети, упорствовавший в своем желании подольше побыть ребенком, на самом деле давно мыслил и поступал как взрослый. Этот юноша с длинными стройными ногами, мускулистыми руками, широкой грудью, тонкой талией и узкими бедрами являл собой один из лучших образцов мужчины того времени, взрослого мужчины, не ребенка. Правда, оценивая его изящное сложение, современник сказал бы, что Хети скорее является отпрыском старинного рода писцов, но не потомком крестьян — людей с широкой костью, приземистых и крепких. Отец любил повторять, что прекрасное телосложение Хети унаследовал от далеких знатных предков, а мать утверждала, что он выглядит точь-в-точь, как его дед Дьедетотеп в молодые годы.

Но самого юношу этот вопрос никогда не интересовал. Главным было то, что он чувствовал себя полноправным хозяином своего тела, он знал, что его облик был предопределен Хнумом, божественным гончаром, лепившим тела людей так, как когда-то вылепил яйцо, из которого явился Атум, а потом и все сущее. Тело было юноше послушно, поэтому он был им доволен. И не только он. Мерсебек, к примеру, полностью разделял его мнение. Хети нравилось, что наставник, как и дед, называет его «дитя мое», поддерживая его в желании как можно дольше пожить беззаботной жизнью ребенка.

— Я познакомился с ним, когда мы ходили в храм Змеи, я уже говорил тебе когда-то, — ответил Хети. — И я вас уже познакомил. Почему ты снова меня об этом спрашиваешь?