Данкэн покачал головой:

– Во-первых, я не говорил, что считаю их людьми второго сорта. Просто нервная система у некоторых послабее, чем нужно для всех этих повествований. А во-вторых, я уже рассказал Карне.

– И?..

– И она поняла меня. И даже сказала – демон меня забери! – что она почувствовала нечто подобное, когда поднималась вчера по лестнице – и потом, позже.

Я вдохнул побольше воздуха и стал медленно выдыхать его, надеясь таким образом хоть немного успокоиться. Разговор приобретал несколько абсурдную окраску.

– Подождите. Что «нечто подобное ей привиделось? И почему вы рассказываете обо всем этом мне?! Почему?! Демон вас забери!

– Потому что я не могу держать все это в себе! – отчаянно прошептал, наклонившись почти к самому моему лицу, Данкэн. – Вот почему! Потому что я боюсь – и сам не знаю, чего именно. – Неожиданно он откинулся на спинку стула и покачал головой: – Что же касается «чего-то подобного», то, думаю, вы сами прекрасно понимаете, что я имел в виду.

– Нет! – прорычал я, взбешенный. – Я не какой-нибудь растреклятый Пресветлый с даром чтения мыслей, и я не понимаю того, о чем не говорят в открытую и даже думать боятся! Вы псих, Данкэн, просто молодой человек с расшалившейся фантазией, навыдумывавший демон знает какой чуши и пытающийся теперь спастись от нее, рассказывая о ней другим! Боги, вам что, мало повествований?! Зачем еще нагнетать и без того тяжелую атмосферу, скажите на милость?! Неужели только затем, чтобы можно было написать крутой «репортаж из проклятой башни»?

– Вот! – сказал он внезапно, тыкая вилкой в опасной близости от моих глаз. – Вот! Вы только что сами признались..

– В чем? Ну в чем я признался, скажите на милость?!

– В том, что здесь тяжелая атмосфера, – заявил он, невозмутимо уставясь на меня своими блестящими глазами. – И теперь вам не отвертеться.

И здесь я сделал, наверное, единственное, что могло обескуражить его. Я рассмеялся. Я смеялся долго и со смаком, не обращая внимания ни на его удивленную физиономию, ни на осторожные взгляды слуг. Отсмеявшись, похлопал его по плечу и встал:

– Если желаете – если вам будет от этого легче, – я готов тысячу раз повторить: «Здесь тяжелая атмосфера». Вы довольны, дружище? Надеюсь, что да, потому что больше мне нечем вам помочь. Привет! Надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся.

С этими словами я развернулся и вышел прочь из зала. Сумасшедший день и достойное его завершение.

В комнате было невыносимо холодно. Когда я уходил, забыл закрыть окно заглушкой, и теперь ночной воздух пробирался внутрь, остужая простыни и одеяла. Выругавшись, я поднял прислоненную к стене заглушку и плотно притиснул ее к окну. Ужасно хотелось спать, и веки не желали слушаться моих команд. Но спать было еще рано.

Я раскрыл сумку, достал оттуда диктофон и принялся за работу. Кроме того, нужно было сделать хотя бы пару эскизов, пока изображения свежи в памяти. Почему-то казалось, что впереди меня поджидают тяжелые деньки с минимумом свободного времени, а при таком раскладе, как правило, то, что не фиксируешь сразу, потом очень быстро и безвозвратно забывается.

Закончил я только через пару часов, забрался под одеяла и на ощупь потушил свет. Конечно, нужно было еще обдумать все случившееся после повествования, и обдумать серьезно, – но сил на это уже не было. Сон проникал в меня, и оставалось только надеяться, что в нем не будет никаких черных лепестков и сумасшедших журналистов. Впрочем, если бы нужно было выбирать между тем и другим, я бы, наверное, выбрал лепестки.

Меня разбудили еще раньше, чем вчера. Слуга бесстрастным голосом сообщил, что пора завтракать и что сразу после завтрака начнется повествование, так что, если я не хочу его пропустить, лучше поторопиться. Я не стал уточнять, что именно «если я не хочу пропустить» – завтрак или повествование, – просто сполз с кровати и начал одеваться. Я не желал пропускать ни того ни другого.

Спустившись в Большой зал, с некоторым удовольствием заметил, что за столом собрались не все. Вот Данкэна, например, нет. Мелочь, а приятно. Небось спит без задних ног после вчерашних откровений. Наверное, и напился еще, как сапожник.

Я опустился на стул с львиными лапами вместо ножек и улыбнулся Карне:

– Привет! Как спалось? Она мило сморщила носик:

– Спасибо, не очень. В этих комнатах или слишком жарко, или слишком холодно. Вчера мерзла всю ночь под одеялами, а сегодня – наоборот. Почему-то кажется, что отчасти в этом виновато давешнее повествование.

– Не исключено, – согласился я, накладывая себе салат. – Помните, как вчера сразу после него всем захотелось пить?

– Точно. Я тогда еще удивилась, а потом забыла – столько было впечатлений.

– Да, – кивнул я, – впечатлений предостаточно.

Даже больше, чем хотелось бы.

– Кстати, вы не видели Данкэна? Я покачал головой:

– Нет. Мы расстались с ним вчера, и с тех пор – не имел чести. А что?

– Да ничего в общем-то. Просто я подумала, что он – единственный, кого сегодня нет за столом. Странно, не так ли?

– Ну, эта странность – ничто по сравнению с ним самим, – ответил я, немного злорадствуя. – Он ведь сам – одна большая ходячая странность.

– Он не понравился вам, – констатировала Карна. – Почему?

При этом она пытливо посмотрела на меня, словно хотела увидеть, когда я скажу неправду.

– Данкэн говорит странные вещи, – осторожно произнес я. – Неприятные и непонятные вещи. Вчера мне показалось, что он немного не в себе. Психически неустойчивый человек.

– Может быть, – задумчиво прошептала девушка. – Может быть, вы и правы. Но все-таки почему его нет с нами? Странно.

Мы завершили завтрак в молчании, и я готов был побиться об заклад, что Карна все время думала об этом проклятом писаке. Подобные мысли раздражали, но я напомнил себе, что нахожусь здесь не затем, чтобы ухлестывать за молоденькими девушками. Даже если они демонически хороши. В конце концов, стоит мне закончить это дело, как отбою от них не будет. Тогда ничто не помешает отыскать Карну и попробовать продолжить все в совершенно другой обстановке.

От этих мыслей меня оторвали – кто-то меня толкнул. Я обернулся, почти на сто процентов уверенный, что это появилась наконец наша пропажа – растреклятый Данкэн. Но это был не он. Это была та самая толстуха с крашеными завитыми волосами – та, которую успокаивала вчера Карна. Видимо, дама чересчур увлеченно орудовала вилкой с ножом и не рассчитала силу замаха на тот искромсанный кусок мяса, что лежал в ее тарелке. Теперь женщина приложила к своей необъятной груди ладонь и начала извиняться. Я уверил ее, что все это сущие пустяки, и поспешил отвернуться. Паршивое настроение. Сегодня, похоже, решающий день. Нужно быть внимательным и собранным и не отвлекаться на мелочи… Где же этот Данкэн?