Мы уже отлетали и шли на посадку на двух моторах (слава богу!), когда летчик объявил, что не выпускается правое шасси самолета, стал его вытряхивать и вместе с ним вытряхнул из сиденья и меня. Когда я падал со своего места, острая ручка отопителя, оставшаяся без защитного шарика, вонзилась мне в ногу почти до самой кости, пропоров унты и толстые брюки. Кровь забрызгала кабину. Но злополучное шасси все-таки вышло, мы сели».[31]

На следующий день, увидев, в каком состоянии находится Мацкевич, ведущий инженер Осипов решил лететь сам вместо него. Из этого полета испытатели не вернулись. Мацкевич свои деньги за испытания решил передать их семьям.

За смертельно опасную работу летчикам-испытателям действительно платили щедро. 100 000 рублей — это для летчика 50 бомбардировок Берлина или другой вражеской столицы.

Пожалуй, летчики-испытатели и члены их семей были самой официально обеспеченной категорией населения в тылу (воры и спекулянты не в счет — их обеспеченность была неофициальной). Мацкевич, например, имел обыкновение, уходя в испытательный полет, оставлять на столе карточки, деньги и золотые часы «Павел Буре». «В случае чего» его товарищам надлежало пропить деньги и карточки, а часы отослать матери испытателя…

В августе 1941 года, помимо летчиков, решено было материально поощрять воздушных десантников. 29 августа 1941 года Сталин подписал приказ № 0329 «Об улучшении руководства воздушно-десантными войсками Красной Армии». Согласно приказу, «за каждое участие в боевой десантной операции весь состав, принимающий непосредственное участие в таковой, получает: начальствующий состав — месячный оклад; рядовой и младший начальствующий состав — по 500 рублей».[32]

Таким образом, получается, что участие в боевой воздушно-десантной операции рядового или сержанта оценивалось как четвертая часть бомбардировки Берлина (2000 рублей).

Знаменитый советский кинорежиссер Григорий Наумович Чухрай, в годы войны офицер ВДВ, описал, что такое «участие в боевой десантной операции».

Будущий режиссер «Баллады о солдате» попал в воздушно-десантные войска довольно необычным путем — он опасался трибунала. Дело было в том, что ему, младшему сержанту, приказали… командовать взводом. Можно было бы только радоваться такому крутому карьерному взлету, если бы взвод поголовно не состоял из только что призванных торговых работников. При первом же появлении немцев уважаемые завмаги дружно попрятались на дне окопа, один из них даже напялил противогаз трубкой кверху. Ругань и пинки молодого командира не помогли поднять взвод… После того как немцы отошли, а пришедшие в себя солдаты от прилавка принялись возмущаться полученными пинками и прозвучавшими выражениями, Григорий Чухрай понял, что следующий бой для него может закончиться трибуналом, когда взвод торгашей разбежится. Тут очень кстати появился майор, объявивший о наборе добровольцев в ВДВ. Торговые работники ужасно удивились тому, что их взводный согласен прыгать немцам в тыл. Чухрай объяснил, что готов прыгать к черту на рога, только без них.

Ему довелось участвовать в неудачной высадке за Днепром осенью 1943 года: «Команда «пошел!» — и солдаты стали покидать самолет; стараясь прыгать как можно более кучно. Передо мной должен был прыгнуть солдат Титов. На нем была тяжелая, мощная рация. Да и сам он был мощный парень, спортсмен по поднятию тяжестей. Он глянул вниз и уперся руками в края люка.

— Не пойду! Днепр!

Медлить было нельзя. Я уперся ногой в спину Титова и вытолкнул его из самолета, а сам устремился за ним. Оказавшись в воздухе, я сначала ничего не понял: внизу пылал огонь. Горели крестьянские хаты. В свете пожаров белые купола парашютов были отчетливо видны на фоне темного неба. Немцы открыли по десанту огонь чудовищной силы. Трассирующие пули роем вились вокруг каждого из нас. Многие наши товарищи погибали, еще не долетев до земли. Я натянул стропы, купол парашюта перекосился и я камнем полетел к земле. Но не рассчитал: слишком поздно отпустил стропы. Купол парашюта снова наполнился воздухом, но не смог погасить скорость. Удар о землю был очень сильный. Потеряв сознание, я покатился вниз по крутой круче. Очнувшись, я хотел освободиться от парашюта, но не смог. Я был, как в кокон, замотан в купол, ничего не видел и был совершенно беспомощен. Стал искать финку (мы все прыгали с финками), но амуниция на мне перекрутилась, руки запутались в стропы, и финку я никак не мог достать. Я слышал собачий лай и картавые крики немцев и представил себе, как немцы обнаружат меня, беспомощного, запутавшегося в стропах, и будут смеяться… И я заплакал… Заплакал от обиды. Я готов был умереть, но не мог допустить, чтобы враг смеялся. Собрав все свои силы, я сделал еще одно отчаянное усилие и, исцарапав в кровь руки, каким-то странным способом добрался до финки. Распоров «кокон», я выскочил наружу и спрятался за ближайшую копну сена. В это время на круче показались два немца. Я видел их на фоне неба. Один из них дал длинную автоматную очередь по моему парашюту. Он, очевидно, предполагал, что парашютист еще там. И только затем оба осторожно стали подходить к оставленной мной куче из строп, купола и вещмешка. Как только они оказались ко мне боком, я открыл огонь и уложил их обоих. А сам бросился наутек».[33]

Григорию Наумовичу Чухраю, как офицеру, полагался за участие в десантной операции месячный оклад. К сожалению, он не упомянул о том, получил ли его. Но надо отметить, что массовые воздушно-десантные операции в годы Великой Отечественной проводились редко. Воздушных десантников чаще использовали как отборную пехоту. И платить им за десантные операции приходилось нечасто.

Наземные войска премировались скромнее, чем военно-воздушные силы. Для наземных войск денежная премия полагалась за уничтожение неприятельских танков. Не случайно именно за их уничтожение платили танкистам, артиллеристам и пехотинцам. Понятно, что не были предусмотрены премиальные выплаты за уничтожение живой силы противника. Во-первых, как-то неудобно было бы платить за убитых солдат противника. Во-вторых, можно представить себе, во что вылились бы попытки подсчитать уничтоженных солдат противника и определение того, кто именно их уничтожил. И как раненых солдат противника — оплачивать или нет?

И артиллерийские орудия, уничтоженные во время артиллерийских дуэлей, как сосчитать? Учитывать подбитые танки противника было все-таки проще.

«Танки мы хорошо учитывали — за них деньги платят», — подчеркнул в своих мемуарах танкист Василий Павлович Брюхов.[34]Сначала появились приказы о денежном премировании за ремонт и эвакуацию собственных танков, а лишь затем — за уничтожение танков вражеских.