От таких слов разозлилась и я. Как это он может называть меня деревенщиной?! Да какое вообще право он имеет?!

— Простите? — переспросила я. — Как вы сказали? Деревенщина?

Не смотрящий до этого момента в мою сторону Герман Дмитриевич, вдруг обернулся ко мне. Я тут же почувствовала давление. Одним его взглядом можно было ломать кирпичи и рушить чужие судьбы. С судьбами, кстати, он и так справлялся неплохо…

— Что-то не так? Я не прав? — издевательски поинтересовался начальник.

— Не прав! — я вырвала руку, до того находившуюся в плену Михаила Антоновича.

Босс усмехнулся.

— Золушка поверила в то, что она принцесса, — глядя в сторону продолжил измываться начальник.

— Вы ведь сами это устроили! — напомнила я. — Если бы не вы и ваши идиотские придумки, меня бы здесь не было! Так к чему теперь строить из себя невиновного?

— Миша, — впервые я услышала, как босс обращается к кому-то не на официальном языке. — Пожалуйста, — впервые я увидела, как он теряет контроль над ситуацией, желая поскорее избежать проблемы, — сделай так, чтобы она не вышла.

— Герман! — удивился Михаил Антонович, — Ты же знаешь, что это невозможно!

— Эти европейцы с ума меня сведут.

Я улыбнулась, глядя на то, как тает твёрдая стена невозмутимости. Босс превращался в обычного человека прямо на глазах.

— Герман Дмитриевич, — вдруг сказала я, — не беспокойтесь, всё будет хорошо. Я справлюсь.

Единственное, что я подумала после того, как сказала это — «что я вообще такое несу?». Справлюсь? С каких пор? Наверное, именно сейчас, когда впервые увидела его слабость, неготовность. Ледяной король показал свою человечность. Интересно, на сколько он далёк от своего образа в личной жизни? У него вообще есть личная жизнь? Боже! И почему я об этом думаю?

— Говорите, что делать? — твердо объявила я с поднятой вверх головой.

Герман Дмитриевич замер. Какое-то время он смотрел то на меня, то на Михаила, после чего замотал головой, вынул руку из кармана и указал ею на моделей.

— Готовьтесь к показу. Девушки всё вам объяснят.

— Вот и прекрасно, — обрадовался Михаил.

Взявшись двумя пальцами за переносицу, Герман Дмитриевич прикрыл глаза.

— Это просто сумасшествие какое-то…

Вот тут я с вами полностью согласна, господин начальник.

Герман.

В то время, как Вероника готовилась к своему первому показу в специально отведённой для неё Гримёрке (о чём позаботился Герман), сам Герман на пару с его давним другом детства Михаилом, отправился в кабинет, чтобы не видеть бардака, происходящего за кулисами.

— Это просто сумасшествие, — присаживаясь в директорское кресло сказал Герман. Мужчина положил ногу на ногу и отвернулся к окну, протерев лицо ладонью, после чего задумчиво поджал губы и уставился на вид за окном.

— Ну а чего ты хотел, Герман? — присаживаясь на диван, ответил Михаил. — Настали тяжёлые времена. Нам просто необходимо чем-то жертвовать.

Начальник резко развернулся, серьёзно взглянув на собеседника.

— Чем-то жертвовать? Не хочешь ли ты сказать, что я должен жертвовать имиджем компании?

Михаил многозначительно развёл руками.

— Ты уже им жертвуешь. Ещё с того момента, как согласился подписать контракт с французами.

— Эти грёбаные французы! — схватив первое, что попалось под руку (это оказалась именное позолоченное перо, подаренное Герману его покойной матерью), он закинул его подальше. Михаил, до того уверенно раскинувшийся на диване, дрогнул, опустив руку вниз. — Они даже не знают, как всё устроено в этом бизнесе!

— Компания на грани разорения. Это наш последний шанс, ты же сам знаешь.

— И почему? Почему?! Потому что отец не позволил мне исправить всё, когда ещё можно было это исправить?! А теперь, когда он отошёл от дел, я должен подчищать за ним дерьмо! Пытаться вытащить компанию! Знаешь, — во взгляде Германа проскочила задумчивость, быстро перемешавшаяся с печалью, — иногда мне кажется, что это невозможно. Иногда я думаю, что отец был прав.

— Ерунда. Мы вылезали и не из такого, дружище, — попытался успокоить Михаил.

— Спасибо, — коротко кивнул начальник, снова отводя взгляд на небоскрёбы за окном. Он продолжал, не глядя на друга: — Я ценю твою поддержку. Всегда ценил. Но сейчас мне нужно что-то повесомее простого «всё будет хорошо».

Михаил молчал. Он не знал, что ответить. Он знал только то, что сейчас лучше помолчать. Слова тут не помогут.

В комнате повисла гнетущая тишина. Только звуки тихо переговаривающихся за стеной работников изредка нарушали эту тишину.

— Что с девушкой?

— С девушкой? — вернувшись из раздумий, переспросил Герман. — Что с ней?

— Почему именно она? Думаю, твоя настоящая сестра гораздо лучше подошла бы на эту роль. На роль самой себя, — мужчина улыбнулся, понимая всю ироничность ситуации.

— Если бы у меня была такая возможность, я бы с удовольствием отправил эту ненормальную в руки французов.

— Но.

— Но я больше не собираюсь видеться с ней. Никогда. Запомни — никогда.

— Слушай, я понимаю, что она сделала всё, чтобы вы расстались с Ликой…

— Расстались?! — неожиданно взорвался Герман. — Расстались?! Так ты это называешь?

— Я… я… — замешкался Михаил. — Я не это хотел сказать. Прости, неправильно выразился. — Видя, что мужчина отошёл, Михаил аккуратно продолжил мысль: — Но… слушай… прошло много времени. Сколько? Полтора года? Два? Пора забыть. Если не её, то хотя бы Лику. Ты должен понять. Рано или поздно. Тебе стоит начать всё заново. Раньше ты не был таким. Помнишь? Нет, я не говорю, что раньше ты был тряпкой и размазнёй, но три года назад ты хотя бы не вёл себя… — Михаил запнулся, замолк. Герман закивал, понимая, что хотел сказать друг.

— Как девка, у которой наступили месячные.

— Я не это хотел сказать.

— Зато я хотел сказать именно это, — твёрдо отрезал Герман.

— Ты слишком строг к себе.

— Я слишком строг, потому что компания идёт ко дну, а я даже не могу ничего сделать. Заключаю договор с людьми из другой сферы деятельности, которые никогда раньше не работали в модельном бизнесе. Это извращенцы даже не знают, как правильно готовить моделей к показу.

— Эти извращенцы как никто другой знакомы с моделями.

— С моделями другого характера… Это даже моделями назвать трудно.

— Ну-у да, — склонив голову вбок, протянул Михаил, — Но зато у этих ребят много денег. Думаю, месяца через два-три они научатся. Не будь к ним слишком строг.