Машутка уставилась на богатую косу Аринки, и веря и не веря.

— Врешь, нето.

— И не вру нисколечки! — Аришка поддала в голос правдивости.

— И что, ежели я трону твою косищу, мне тоже радости прибавится?

— А давай попробуем? — и двинулась к Марье поближе.

Та рукой своей косу Аришкину ухватила и стояла, вроде как удачи ждала.

— Боярышня, ты как корову за хвост уцепила. Ты ласковей, да с приговором, мол, явись удача.

Машка поверила, и забубнила себе под нос нехитрые пожелания — молодого жениха, богатый дом и долгую жизнь. Аришка-хитрюга, выслушала все и сразу поняла — Машка такая же как и все девки. И ничего-то страшного нет в боярышне, токмо что одёжа дорогая. Не стерпела бубнежа Марьиного, и засмеялась.

Та поняла вмиг, что ее обманули, и косу рыжую откинула.

— Вот ты змея, а! Прямо, как Дёмка-паршивец. Вечно шутейничает, — чуть погодя сама уж смеялась вместе с Аришкой, понимая глупость свою.

Смех тот сблизил девушек-одногодок, стёр грань меж сословиями и вот уже обе шли, болтая, и осматривали большое хозяйство Акима Медведева. Ростом были одинакие, обе стройные и быстрые. Даже косы одной длины и толстоты. Ходили меж домами, заглядывали в амбары и нужники*. Машка показала холопью избу, и Ариша «намотала на ус» уклад рабского проживания, решив такой же порядок и у себя в дому наладить.

За час-другой оббежали девицы все немалое хозяйство, и уселись на лавке в тенечке — апрельский день выдался жарким, солнечным. Смотрели на новые листочки, что повылезали на свет божий, и с утра уж подрасти успели.

— Маша, — договорились по именам зваться, без чинов. — А тут ратников много живет?

— Почитай все городище ратники и их семьи. Отец свою полусотню сам пестовал. Ты не смотри, что папка мой тихий, он знаешь какой?

— Какой? — любопытствовала Ариша.

— Обоерукий! Во! — Машка гордо уставилась на Арину, а та не понимая сказанного, брови подняла изумленно. — Что? Не знаешь? Это когда ратник мечами с двух рук рубит. В каждой руке по мечу и айда. Говорят, редко такое встречается. Вон, тятька мой, да еще Шумской.

— Боярин Андрей? — Аринке любопытно стало вдвойне. — И как это, видала?

— Еще как видала. Токмо запрещено девкам ходить в круг ратнинский. Они там позади хором скачут, и уроки с мечами делают.

— А как видала-то, Маш?

— Как, как, наперекосяк. Там заборчик есть невысокий, я за него садилась и глядела. Шумской-то противный, все волком смотрит, а когда мечами играет аж красивый делается! Только лицо, все одно, муторное.

Ариша вовсе не была согласна с новой подругой, памятуя о черных глазах молодого боярина и их ярком блеске. Муторный? Да нет же! Но вслух ничего не сказала, опасаясь, и справедливо, лишних вопросов и издевок по причине интереса обычной славницы к боярину Шумскому. Про Андрея слова не молвила, а вот любопытства девичьего не сдержала.

— Маш, а Маш… А мне поглядеть можно? — и глаза такие сделала просительные, что боярышня хмыкнула.

— Маш, Маш, брови замажь. Ладно, идем нето. Только уговор, никому о том не рассказывать! Божись, рыжуха хитрая, — Машутка после Аришкиной-то шутки сердилась притворно.

— Вот те крест, никому и ничего! — Аришка уже подскочила бежать.

— Тьфу, куда тебя? Идем опричь амбаров, чтобы никто не заметил. — И ведь пошли, окаянные!

Пробрались сторожко к ратному кругу: утоптанный пятак земляной, огороженный заборцем в пояс человека и, пригибаясь, чтобы никто не видел, уселись подглядывать.

— Аринка, ниже голову-то! Макушку твою ржавую увидят! — сердито шептала боярышня.

На круге махались Демка с Фаддеем. Шумской стоял распоясанный, в одной рубахе и молча наблюдал. Изредка токмо вставлял два-три слова:

— Дём, колени.

Или:

— Фаддей, не заваливайся на спину, горло подставляешь.

Аринка дышать забывала, глядя в щелку заборную на такое вот оружное умельство. Ребята крепкие, мечи поют-блестят, и будто пляшут бояричи, а не ратятся. Только не знала она настоящей пляски, и поняла разницу в тот самый момент, когда супротив Демьяна вышел Андрей.

Два меча в руках Шумского вжикнули, ослепили на миг рыжую Аришку отданным солнечным светом, и такое началось, что лучше бы никогда не кончалось! Есть все же красота и в ратном бою, когда умелый воин танцует в кругу, и отвечает ему такой же опытный боец.

И все бы ничего, но девушки позабыли про Фаддея, а тот, прислонясь к заборцу, углядел- таки две макушки — русую и рыжую. Был бы парень обычный, промолчал бы или шуганул по-тихому двух любопытных девах, но он был иной…

Подкрался к тому месту, где прятались Арина и Маша, и громко так сказал:

— Уряд позабыли?! Розог давно не нюхали?! — и уставился во все глаза, видя, как девчонки испугались, будто страхом их наслаждался, паскудыш.

— Аринка, тикаем! — скомандовала Марья, и рыжая подскочила, развернулась бежать, да не вышло…

Косища ее золотая от быстрого поворота по ветру легла, а кончик-то возьми и застрянь между двух плашек заборных. Да так крепко прищемился, что ни туда, ни сюда. Марья новой подруги не бросила, а принялась выпутывать косяной конец из заборца — ничего не вышло. Фаддей, видя такую муку, только похохатывал.

— Что, радостно тебе, братец? — выплюнула зло Машка, все пытаясь вызволить Аришу.

— А то нет? — Фаддей взглянул на Арину, и улыбка сползла с его лица, будто шкура со змеи.

Девушка уже не пыталась вырваться из путов своих волосяных, а смотрела прямо на боярича и взгляд ее поначалу ясный, стал темнеть. Ариша поняла вдруг, что перед ней никто иной, как змей — равнодушный и коварный. Фаддеевы глаза подсказали — в них странная радость плескалась от того, что Аришка попалась. А уж когда боярич заметил Аринкино внимание, так улыбаться перестал и еще более стал похож на змею. Нет, не ужика безобидного, а самого что ни на есть гадючьего гада.

Возня эдакая привлекла внимание ехидного Дёмки и Шумского. Боярич-то сразу перестал мечами махать, да и ринулся к застрявшей Аринке. Шумской поглядел немного, и тоже подался вслед за товарищем.

— Экая птаха-то попалась, — глумился Демьян. — Фадя, и как ты споймал? Во повезло. Арина Игнатовна, ну теперь не обессудь — виру* с тебя стребую. Раз — то, что посмела в ратный круг влезть, два — что попалась так постыдно.

— И что же ты стребуешь, боярич? — Аринке-то деваться некуда, вон она косища натянулась как веревье, и не пускает.

— Ох, да разве так сходу скажешь, а? Подумать надоть, — мучил, окаянный, девушку. — Что, крепко прилипла, букашка рыжая?

И вроде слова неприятные говорил, глумился, а в голосе тепло и взгляд добрый.

— Сам видишь, Демьян Акимыч, — вздохнула Ариша, и ясно так на него посмотрела.