Однако ее лицо засияло от радости, и, прежде чем я успел скрыться, она подбежала ко мне и схватила за руку.

— Ах, Таита, я так рада, что ты здесь. Именно ты. Так и должно быть. Это прекрасно. — Она повела меня в святилище, а Тан поднялся и с улыбкой взял меня за другую руку.

— Спасибо тебе за то, что пришел. Я знаю: мы во всем можем рассчитывать на тебя.

Мне хотелось скрыть от двух чистых сердец истинную причину своего появления, и любящая улыбка на моем лице скрыла чувство вины.

— Встань на колени с нами рядом! — приказала Лостра. — Здесь ты услышишь каждое слово, которое мы скажем друг другу. Ты будешь нашим свидетелем перед Хапи и всеми богами Египта! — Она заставила меня опуститься на пол, а затем они с Таном снова встали на колени перед богиней и взялись за руки, глядя друг другу в глаза.

Лостра заговорила первой.

— Ты мое солнце, — прошептала она. — Мир мой темен без тебя.

— Ты — Нил моего сердца, — тихо произнес Тан. — Воды твоей любви питают мою душу.

— Ты муж мой в этом мире и во всех последующих мирах.

— Ты жена моя, и я обещаю тебе свою любовь. Я клянусь тебе в этом дыханием Гора, — четко и ясно проговорил Тан. Его голос эхом прокатился по каменному залу.

— Я принимаю твое обещание и возвращаю его тебе стократно! — воскликнула Лостра. — Никто не сможет встать между нами, ничто не сможет разлучить нас. Мы соединились навеки.

Она подставила ему свое лицо, и он поцеловал ее долгим и глубоким поцелуем. Как я понял, это был первый поцелуй влюбленной парочки. Они оказали мне честь, позволив присутствовать при столь сокровенном событии.

Когда они обнялись, легкий порыв ветра с лагуны промчался по залу храма, и огоньки пламени замигали на факелах. На мгновение лица двух влюбленных расплылись перед моими глазами, а изображение богини задрожало и зашевелилось. Ветер прекратился так же быстро, как и возник, и только шорох между огромными каменными колоннами прозвучал далеким язвительным смехом богов, и я содрогнулся в суеверном страхе.

Опасно дразнить богов чрезмерными просьбами, а Лостра просила о невозможном. Многие годы я ожидал этого момента. Я боялся его, как дня своей смерти. Обет, данный Таном и Лострой, нельзя будет выполнить. Как бы серьезно они ни отнеслись к нему, они не смогут выполнить его. Сердце мое разрывалось от боли, когда они наконец прервали поцелуй и повернулись ко мне.

— Почему ты так печален, Таита? — спросила Лостра с сияющим от счастья лицом. — Радуйся вместе со мной, ведь это самый счастливый день в моей жизни!

Я заставил себя улыбнуться, но не смог произнести ни слова сочувствия или радости, хотя любил этих двух людей больше всего на свете. Я застыл на коленях с идиотской улыбкой на лице и отчаянием в сердце.

Потом Тан поднял меня на ноги и обнял.

— Ты поговоришь с вельможей Интефом от моего имени, правда? — спросил он, сжимая меня в объятиях.

— Поговоришь, Таита? — присоединилась к его просьбе Лостра. — Отец послушает тебя. Только ты можешь сделать это для нас. Ты ведь не подведешь нас, Таита? Ты еще ни разу не подвел меня. Ты сделаешь это, правда?

Что я мог сказать им? Правды я сказать не мог — это было бы слишком жестоко. Я был не в силах произнести слова, которые отравили бы эту милую, только что расцветшую любовь. Они ждали ответа, думали, что я порадуюсь за них и пообещаю им помощь и поддержку, но я онемел, и рот мой скривился, будто я попробовал незрелого граната.

— Что с тобой, Таита? — Счастье погасло на лице моей госпожи. — Почему ты не радуешься вместе с нами?

— Вы знаете, как я люблю вас обоих, но…

— «Но»?.. Какое «но», Таита? — Лостра потребовала объяснений. — Почему ты говоришь мне «но» и делаешь ужасное лицо в самый счастливый день моей жизни? — Она начинала злиться, губки ее надулись, и слезы появились в уголках ее глаз. — Разве ты не хочешь помочь нам? Так вот чего стоят обещания, которыми ты осыпал меня все эти годы? — Она подошла и посмотрела на меня снизу вверх.

— Госпожа, пожалуйста, не говори так, я не заслуживаю такого обращения. Послушайте меня! — Я положил палец на ее ротик, чтобы остановить новый взрыв возмущения. — Я тут ни при чем, это твой отец, вельможа Интеф…

— Вот именно! — Лостра нетерпеливо отбросила мою руку. — Мой отец! Ты пойдешь и поговоришь с ним, и все, как обычно, будет в порядке.

— Лостра, — начал я, и мое фамильярное обращение выдавало, как я расстроен. — Ты уже не ребенок, ты не должна обольщать себя детскими фантазиями. Ты же знаешь, твой отец не согласится. Он даже не станет слушать меня.

Она не желала слышать правду, и поток ее слов утопил мои предостережения.

— Да, я знаю, у Тана нет состояния. Но у него блестящее будущее. В один прекрасный день он будет командовать всеми войсками Египта. Однажды победит в сражении, которое объединит оба царства, и я буду с ним рядом.

— Госпожа, пожалуйста, выслушай меня. Дело не в состоянии. Все гораздо серьезнее.

— Ты имеешь в виду происхождение и воспитание, так? Это тебя беспокоит? Ты прекрасно знаешь, что его семья так же знатна, как и наша. Пианки, вельможа Харраб, был ровней моему отцу и лучшим его другом! — Ее уши закрылись для моих слов. Она не сознавала глубины трагедии. Ни Лостра, ни Тан ничего не знали. Впрочем, во всем нашем царстве только я понимал это.

Долгие годы я защищал ее от правды и, разумеется, ничего не говорил Тану. Как мог я объяснить ей все теперь! Как мог открыть всю глубину ненависти, которую отец питал к ее возлюбленному? Ненависть его была рождена чувством вины и зависти и стала от этого еще безжалостнее.

Мой господин Интеф был ловким и хитрым человеком. Он умел скрывать свои чувства от окружающих. Мог спрятать свою ненависть и злобу, целуя того, кого хотел погубить, давая ему богатейшие подарки и осыпая его лестью. Вельможа Интеф обладал терпением крокодила, затаившегося у водопоя и поджидающего ничего не подозревающую газель. Он мог ждать годы и даже десятилетия, пока не представится возможность нанести удар, и расправлялся с добычей так же быстро, как и этот речной хищник.

Лостра находилась в благословенном неведении относительно ненависти отца. Она даже верила, что тот любил Пианки, вельможу Харраба, так же, как и Пианки любил ее отца. Но откуда Лостре было знать правду, если я скрывал ее? В своей нежной невинности она верила, что у отца могут вызвать возражения только состояние и происхождение ее возлюбленного.

— Ты же знаешь это, Таита? Тан мне ровня по спискам знати. Так гласят храмовые записи, и все могут убедиться в этом. Как может мой отец отрицать это? Как можешь ты отрицать это?

— Не мне отрицать или утверждать что-либо, госпожа…

— Тогда ты пойдешь к отцу и вступишься за нас. Правда, милый Таита? Скажи, что пойдешь, пожалуйста, скажи.