Кроме того, Вики сознавала, что дело не получит огласки, которую могло бы заслужить, если бы она все еще носила полицейский жетон, — жестокость полиции все еще вызывала яростные нападки типов, подобных ему.

«Ничего не скажешь. — Она поправила сползающие очки и побежала вдогонку за автобусом, который, как она теперь видела, приближался к эстакаде через Эглинтон-авеню. — Бще немного — и мне понравится быть обычным гражданским лицом».

Эйфория улетучилась вместе с адреналином, и кризис совести разрешился едва ли в двух кварталах от автобусной остановки. Он не столько объяснялся самим фактом насилия, сколь ее реакцией на него; как Вики ни пыталась, ей просто не удавалось убедить себя, что Харрис не получил и малой части того, что заслуживал. К тому моменту, когда она стала проталкиваться к задней площадке автобуса, пытаясь выйти на своей остановке, ее буквально тошнило от всей этой истории.

«Насилие никогда не решает проблемы, но временами, как в случае с тараканами, только оно является единственным возможным ответом». Физически устранив со своего пути двоих явно находящихся в трансе подростков, она все-таки в последнюю секунду добралась до выхода. «Харрис — не лучше таракана И хватит это пережевывать». Было чертовски жарко, чтобы задумываться на предмет персональной этики. Вики пообещала себе, что еще раз вернется к этому вопросу, когда погода станет чуть прохладнее.

Она ощущала жару асфальта сквозь подметки кроссовок и, шагая так быстро, насколько позволяла бурлящая толпа, свернула вверх по Гурон-стрит по направлению к дому. Дандес и Гурон пересекались в центре Чайнатауна, славящегося ресторанами и крошечными рынками, торгующими экзотическими овощами и живой рыбой. В жаркую погоду металлические баки с пищевыми отходами нагревались и вонь, пропитывающая весь район, вызывала отвращение. Стараясь дышать неглубоко и только ртом, Вики могла ясно представить, почему вервольфы так спешили убраться из города.

Проходя, она осмотрела лужу. Разлившаяся за краем тротуара в месте, где было повреждено дорожно покрытие, эта клоака вбирала в себя все местные отбросы. С ростом температуры это образование выделяло вонючие пузыри, время от времени прорывающиеся сквозь пенистую поверхность, добавляя собственную долю запахов к общему букету. Вики не имела представления, насколько глубока была лужа, — она никогда не видела ее высохшей. У нее была собственная теория: однажды нечто ужасное выползет из жуткого варева и терроризирует все живущее по соседству, и поэтому она постоянно следила за лужей. Ей хотелось бы присутствовать, когда это случится.

К тому моменту, когда Вики дошла до своей квартиры, она вся покрылась тонкой блестящей пленкой пота, и все, о чем мечтала, — это холодный душ и выпить чего-нибудь еще более холодного. Когда она вставляла ключ в дверной замок, то внезапно ощутила доносящийся из квартиры запах кофе.

— Ведь сейчас сорок восемь градусов в тени, — пробормотала она, рывком открывая дверь, — как ты можешь пить горячий кофе?

Хорошо, что Вики не ожидала ответа, потому что она его и не получила. Защелкнув замок, женщина бросила сумку в прихожей и прошла в крошечную гостиную.

— Как мило с твоей стороны заглянуть ко мне, Селуччи. — Она нахмурилась. — Ты паршиво выглядишь.

— Благодарю вас, мать Тереза. — Майк поднял кружку и выпил ее до дна, не отрывая головы от спинки кресла. Сделав последний глоток, он встретился с ней глазами. — Мы взяли этого сукина сына.

— Марго?

Селуччи кивнул.

— Взяли тепленького. Мы схватили паршивого ублюдка час назад.

«В то самое время, когда я доказывала, что в большей степени мужчина, чем Билли Харрис». На миг Вики так сильно ослепила ревность, что она не смогла вымолвить ни слова. Именно в этом должна была заключаться ее жизнь, а не в том, чтобы строить из себя крутую на автостоянке у кофейной фабрики. Закусив нижнюю губу, она смогла загнать «зеленоглазое чудовище» — женщина вспомнила, что именно так называл ревность Шекспир, — обратно в логово, но на то, чтобы выдавить улыбку, сил у нее уже не хватило.

— Отличная работа.

Когда Вики позволила Майку Селуччи вернуться в свою жизнь, тем самым она впустила в нее и полицию. Она просто должна была научиться жить с этим.

Он кивнул, лицо его выражало крайнее изнеможение и ничего другого. Вики почувствовала, что часть груза свалилась у нее с плеч. Или Майк понял, или слишком устал, чтобы устраивать сцену. Так или иначе, она могла скрыть свои чувства. Вики нагнулась и взяла у него пустую кружку.

— Когда в последний раз ты спал?

— Вчера.

— Ел?

— Ну-у… — Селуччи нахмурился и потер глаза.

— Настоящую еду, — допытывалась она — Не какую-нибудь ерунду из коробки, обсыпанную сахарной пудрой.

— Не помню.

Вики покачала головой и прошла в кухню.

— Сначала сандвич, затем сон. Тебе придется смириться с холодным ростбифом, потому что это все, что у меня есть. — Накладывая мясо на хлеб, она усмехнулась. Это было почти как в старые времена. Они пришли к соглашению, она и Селуччи, еще годы назад, когда начинали жить вместе: если они не смогут позаботиться о себе сами, один из них сделает это для обоих.

— Эта работа находит достаточное число способов пожирать твою душу, — говорила она, в то время как Майк массировал ей спину, пытаясь снять напряженность мускулов. — Имеет смысл создать некую структуру для собственной поддержки.

— А ты уверена, что не хочешь просто похвастаться кому-нибудь, когда работа закончена? — фыркнул он.

Ее локоть пришелся ему точно в солнечное сплетение. Вики приятно улыбнулась, когда Селуччи, хватая ртом воздух, пытался восстановить дыхание.

— И это тоже, — промурлыкала она.

И если важно иметь кого-то понимающего, когда все делается правильно, не менее важно и то, чтобы кто-то понимал, когда все катится к чертям. Кто не задает массу глупых вопросов, на которые не существует ответов, или своим сочувствием только посыпает солью рану, нанесенную неудачей.

Кто-то просто делает сандвич и стелет постель, после чего уходит, в то время как последний набор чистых простыней становится смятым и потным.

Шестью часами позже Селуччи, спотыкаясь, вышел в гостиную и затуманенным взором уставился в экран телевизора.

— Какая подача?

— Заканчивается четвертая.

Он повалился на единственное оставшееся свободным кресло.

— Какой счет? — спросил Майк, почесывая волосы на груди.

— Игра продолжается, придурок, как ты прекрасно знаешь, и это пока не игра на скорость.

Его желудок громко пожаловался, заглушая крики ликующей толпы в конце первого перерыва.

— Как насчет пиццы?

Вики бросила в него телефонный аппарат.