в ней голоса. Гобелен, сотканный нитями хора, одиноких песен и обрывистых бесед. Никогда не замечал лиц (были ли они вообще?), но знал твердо, что его не слышат. Он мог кричать, шептать, говорить мерно и равнодушно, но в любом случае оставался немым слушателем. Случайным свидетелем.

А однажды была тьма, но голосов в ней не оказалось.

Его окликнули — откуда-то со спины.

— Привет?

Второй сглотнул, чувствуя, как беспорядочно заколотилось сердце. Резко обернулся, лоб в лоб сталкиваясь с темнотой.

— Юга?

Дробный, глуховатый смешок. И голос, не мужской и не женский.

— Нет. Ты ждал его?

— Кто вы?

— Зависит от того, кто спрашивает, — ответили с явной усмешкой, — ты первый, кто появился здесь за многие темные дни. Поэтому — кто ты?

Выпь молчал.

— Говори, — вздохнули из темноты, — здесь давно не звучал живой голос.

— Я Выпь.

— Вы-ы-пь? Просто человек?

— Ага.

— Лжешь, как истинный Второй.

— Если вы знали, то зачем спросили?

— А почему ты обманываешь себя даже во сне?

Выпь не нашелся с ответом.

— Прости. — Сказали ему в ответ на молчание. — У меня давно не было собеседника. Ты ищешь или ждешь кого-то, так?

— Да. Но нигде не могу отыскать.

— Хочешь, помогу?

— Я даже не знаю, кто вы.

— Я никто, — сказал голос, — у меня нет тела и собственного пространства, я вором брожу по чужим отрезам. Я почтарь сновидений. До тебя здесь было пусто.

— Тогда как вы можете мне помочь, если себе помочь не в состоянии? — возразил Второй.

— Я могу найти его сны. И передать привет от тебя. Ну, как?

— Нет, спасибо. Я сам. Я обещал.

— Дело твое, — разочарованно протянул голос.

Темнота вокруг стала размываться, расщепляться — близилось пробуждение.

— Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти… Я буду ждать.

Вставал Выпь рано, до восхода, и это утро не стало исключением. Зонтег растерял пронзительную чернь, ночь пятилась, прятала лицо под натиском рассвета.

Выпь спустил босые ноги с гамака. В настежь распахнутое окно втягивалась утренняя зыбкая свежесть. В саду стояла предрассветная тишина, робко пробовали голоса птицы. Колко блестела роса.

Жилище ему выделили в сарайчике, на втором этаже, сразу над боронами, культиваторами и прочим в-хозяйстве-полезным скарбом. Вещей, благо, всего ничего было, все улеглось в заплечный мешок-рюкзак.

Медяна спала в саду же, несколько поодаль, по самый нос укрывшись старым пледом.

Проснулась сразу, как только Выпь легонько тронул за плечо:

— Ты? Что стряслось?

— Я ухожу.

— Хорошо, — зевнула сладко, прикрыла глаза, а в следующий миг села так резко, что едва не выпала из гамака, — что?! Чего?!

— На первый рейс как раз поспею, — терпеливо пояснил Выпь, помогая девушке выпутаться из подвесного лежака, — дачу за следующий месяц не беру.

— Ты сдурел! Куда ты, только же все наладилось?!

— Я должен.

— Кому ты должен?! Что должен?

— Я должен найти его. Я обещал.

Медяна глубоко вдохнула, сквозь зубы, со змеиным присвистом, выдохнула. Незримое присутствие некоего неназванного парня залпом перевешивало и Медяну с аргументами, и оларов, и всю веселую ферму вместе взятую. Она, честно говоря, уже его ненавидела.

— Вы-ы-ыпь, — поймала друга выше локтя, требовательно сжала, — послушай меня. Не гони оларов. Мы с отцом не хотели говорить тебе так вот сразу, но, раз уж такой случай вышел… В общем, отец снаряжает тэшку и везет оларов на Хом Старта, знаешь, перевалочная база?

— Ага.

— Ты будешь нужен.

Выпь молчал.

— Чужих людей брать не надежно, выезженные олары высоко ценятся. Помоги мне, в последний раз. Мы очень рассчитывали на эту продажу…

— Хорошо. До Старта вместе пойдем.

— Спасибо, — с облегчением улыбнулась девушка, — я знала, что ты согласишься. На тебя можно положиться…

Она говорила еще и еще, топя печаль и тревогу грозящего расставания в море слов.

Выпь молчал.

Глава 3

Шар не желал проясняться. Гаер сжал мундштук зубами, ухватил наблюдательную приблуду двумя руками и сильно встряхнул, как заевший маракас:

— Где же ты, Волоха, мне без тебя так плохо… Ни звезды не видно.

Воровато огляделся и с плеча запустил стеклушкой в стену.

Оглушительно хлопнуло, пространство затопили чернила Лута, вынырнули и тяжело повисли ртутные шарики Хомов, вспыхнули огоньки корабелл — истинных и трафаретов, обозначился пунктирный ход веллеров.

Гаер, попыхивая трубочкой, сосредоточенно выискивал в двигающемся разнообразии одну-единственную, неповторимую…

— Лешак ты, Волоха, — сказал почти с нежностью, щуря левый зеленый глаз и ногтем подцепляя и притягивая к себе крохотную искру.

Раскрутил на ладони, сдувая приставшую черноту.

— Ну, здравствуй, Еремия…

***

Шли ходко. Олары вели себя куда благоразумнее, чем ожидалось, тихо-смирно лежали, смущенные незнакомым окружением. Ребята, правда, с оглядкой шептались о буканьерах и чудовищах, но Медяна подсекала такие разговоры на корню:

— Заняться нечем?! Работать, живо! Ишь, языками чешут, словно кухонные бабы!

Макон почти не просыпался, доверив ведение т-корабеллы дочери. Она легко управлялась, благо трафарет попался старый, многажды испытанный.

— Ну, и как впечатления? — девушка толкнула в бок Выпь.

Тот как раз отошел от Морока. Солнца, движения ему недоставало, зверь утешался сушеными яблочными ягодами.

— Хорошо здесь, — вздохнул Выпь, — чисто, тихо.

Рыжая фыркнула, облокотилась на борт:

— Что тихо, ты не обольщайся. Не всегда так, в сезон счастливо вышли. Такие бури случаются — хребет гнут, оперение ломают. А если вароток находит, да в пути застанет, то счастлива твоя звезда, если к плывуну какому прибьешься, сесть да закрепиться успеешь.

— А что с обитателями? Я слыхал, бывают некие Сорок Сорок, что лакомы до человечьих глаз, как их тезки до бусин, слыхал о Спиралях Бруно, что на корабеллах нарастают, слышал о Ржаном поле и его страже… Ребята говорят, иногда на пиратские трафареты нападает существо, гасящее оперение и пожирающее людей… Будто оно может так сдавить корабеллу, что та цепенеет и впадает в сон.

— Кракен?! — громко фыркнула Медяна. Сопровождающие за ее спиной тут же оградились защитными знаками. — Брехня! Кто его видел вообще?

На плечо девушки легла волосатая рука — отец подкрался незаметно.

— Один мой друг, дочка. Друг, словам которого я вполне могу доверять.

— Папа…

Макон почесал бороду, задумчиво продолжал:

— Правду сказать, хотя и удалось ему выйти живым из той переделки, да с тех пор его в Лут и триумфатом не заманишь. Честным человеком стал, с разбойниками водиться — ни-ни! Крепко его чудище проучило.

— Ты не рассказывал, — осторожно сказала Медяна, обменявшись взглядами с Выпь.

— А к слову не приходилось, — легко хмыкнул Макон.

— Если он так опасен, то почему его не выследят и не убьют гвардейцы?

— Да потому, что жрет оно только татей, — Макон огладил бороду, — и отыскать коренного обитателя