— И что же случилось, пока вы стояли там? — быстро задал вопрос капитан, который до этого момента не произнес ни слова.

— Что случилось, пока мы стояли там? — повторил его вопрос герцог. — Я ведь уже говорил вам, господа, что мы меняли лошадей в упряжке. Видите ли, один из моих форейторов передвигался медленнее из-за того, что его лошадь захромала. Оказалось, что у нее ослабла подкова, сегодня утром хозяин сообщил мне, что все в порядке и лошадь вернут в упряжку.

— А пока вы ждали, когда закончат менять лошадей, к вам не обращалась дама?

— Дама! — воскликнул герцог. — Какая дама?

Капитан и священник обменялись взглядами.

— К вам могла обратиться монахиня.

— Монахиня! — повторил герцог. — Нет, я уверен, что обязательно заметил бы одинокую монахиню, бредущую в столь поздний час вдоль дороги. Скажите, она была пожилой, эта монахиня?

Услышав вопрос герцога, капитан и священник вновь переглянулись.

— Поскольку вы, ваша светлость, в ту ночь никого не видели на дороге у монастыря де ла Круа, — проговорил священник, — то в таком случае мы не смеем больше беспокоить вас. Должны также извиниться перед вами, если наши вопросы могли показаться вам несколько дерзкими. Но у нас приказ кардинала.

— Да, конечно, понимаю, — ответил герцог. — Сожалею, что ничем не смог вам помочь.

Оба визитера направились к двери, но на пороге священник оглянулся:

— Я слышал от хозяина здешней гостиницы, что один из ваших пажей этим утром отправился назад, в Англию.

Что, были какие-то особые причины для его отъезда?

— Он заболел, — ответил герцог. — Мой мажордом попросил у меня разрешения отправить мальчика назад, так как он почувствовал себя плохо в дороге И должен заметить, что это очень неудобно, так как я привык, чтобы у меня в услужении постоянно находились двое пажей.

А теперь у меня остался только один, который, без сомнения, сразу почувствует, что выполнение всех обязанностей потребует от него гораздо большего напряжения. Хочу повторить вам еще раз, теперь я буду испытывать большие неудобства.

— Ваша светлость, примите наше сочувствие, — учтиво проговорил священник.

Они поклонились, прощаясь с герцогом, и дверь раскрылась. В течение некоторого времени после их ухода герцог стоял неподвижно, затем опустил табакерку в карман и направился к окну.

Он увидел, как его недавние посетители пересекли двор — священник в черной сутане и широкополой шляпе и капитан стражи в красочно расшитом мундире, который делал его немного похожим на петуха. Через несколько секунд они скрылись из виду, но герцог не отходил от окна.

Послышался цокот лошадиных копыт, и через секунду по дороге промчался отряд из шести человек в ливреях слуг кардинала и вместе с ними священник, который сидел на лошади, словно ворон. Семь человек на поиски одной сбежавшей из монастыря девчонки!

Тихий голос и чье-то прикосновение к локтю вывели его светлость из задумчивого состояния.

— Что они вам сказали? Что им было нужно?

Перед герцогом стояла Аме, волосы были тщательно припудрены искусными руками Дальтона, надо сказать, что она стала еще очаровательнее, если только это было возможно. Светлый оттенок волос подчеркивал прозрачность кожи девушки, глаза блестели, как прежде.

— Мы покидаем гостиницу немедленно, — распорядился герцог, быстро оглядев девушку с головы до ног. — Времени для разговоров у нас нет ни секунды. Нужно ехать. Карета готова?

— Да, все готово, — ответила девушка. — Не так давно спустили вниз багаж, счет оплачен. Хозяин гостиницы был счастлив, кланялся чуть ли не до земли: наверняка немало получил и на чай.

— Тогда немедленно покидаем гостиницу.

Он взял свой плащ со стула, набросил его на плечи.

Потом, взглянув на девушку, герцог понял, что Аме ждет, когда он отдаст ей дальнейшие распоряжения.

— Вы должны подать мне шляпу и перчатки, — проговорил он наставительно. — А когда мы с вами окажемся во дворе, постоянно следите за собой, помогайте мне сесть в карету с должной степенью почтительности — никогда не забывайте о том, что в любой момент за вами могут следить.

Нотки, прозвучавшие в его голосе, подсказали девушке что все, о чем сейчас сообщил его светлость, имеет чрезвычайную важность. Она взяла шляпу и перчатки и подала их герцогу, после чего последовала за ним из гостиной в коридор.

Карета герцога была подана к парадной двери гостиницы, лакей в серебристо-голубой ливрее держал дверцу открытой. Девушка в соответствии со своей ролью пажа поспешила вперед и подала руку так, чтобы его светлость мог опереться на нее, когда медленно и с большим достоинством поднимался в свою карету по ступенькам, которые были устланы красным ковром.

В карете он расположился на мягком широком сиденье. Лакей укрыл его ноги пледом. Когда герцог полностью устроился, девушка подняла ступеньки. Уловив взгляд герцога, она расположилась на меньшем сиденье напротив его светлости. Дверца кареты закрылась, и они тронулись в путь.

Когда они отъезжали от гостиницы, герцог немного пригнулся вперед, как бы собираясь посмотреть, следуют ли за ним форейторы. Взглянув в ту сторону, он заметил человека в черной сутане и широкополой шляпе, стоявшего в тени ворот конюшни. Один священник, следовательно, ускакал прочь, а другой остался возле гостиницы наблюдать за отъездом герцога.

Герцог не сказал ни слова об этом девушке, но вновь осмотрел ее, и теперь уже более критически, чем сделал это во время завтрака, когда Аме приходила в гостиную продемонстрировать ему свои успехи в переодевании.

Насколько достоверно замаскирована сейчас девушка, вот что хотел выяснить для себя его светлость.

Сейчас Аме превратилась в чрезвычайно красивого мальчика; и в этот момент герцог решил, что она, пожалуй, сможет выдержать любое испытание, по крайней мере в тех случаях, если не найдется никого, кто заподозрит, что она может быть кем-то другим. Девушка была приблизительно такого же роста, как и Адриан Корт, его одежда сидела на ней великолепно, увеличение ширины плеч делало ее еще более похожей на мальчика.

Но мальчики в возрасте пятнадцати лет, как правило, не обладают столь привлекательной внешностью, и именно в этом герцог видел главную опасность этого маскарада, в который он оказался вовлеченным из-за настойчивых просьб Аме и который с самого начала вызывал у герцога самые серьезнейшие сомнения.

Размышляя о кардинале, он решил для себя, что обязан перехитрить этого вельможу. В тот момент герцог Мелинкортский не столько думал о помощи, в которой так нуждалась эта несчастная молодая послушница, сколько об охоте, в которой впервые в жизни его светлость играл роль не охотника, а его жертвы.

— Монсеньор, расскажите мне, что вам сообщили те господа, — попросила его девушка, когда они наконец выехали за пределы Шантильи и продолжили свой путь по хорошо укатанной проселочной дороге, проложенной через вековой лес.