И он заснул под едва слышимый гул, который странным образом успокаивал и убаюкивал.

Генерал уже несколько раз сталкивался на улице и в корпусах пансионата с другими пациентами, такими же, как и он, древними стариками. Выглядели они не лучше него – морщинистые лица, седые волосы на затылке и над ушами, а то и вовсе лысые, глубоко проваленные глаза, тонкие шеи, извитые венами руки, высохшие тела.

Он замечал соседей, но никаких попыток заговорить не предпринимал. Да и сил, честно говоря, не было.

Разговоры врачей Титов не слушал, в суть процедур не вникал, реагировал только на прямое обращение. И вообще первые дни находился в полусне. Что такое скармливали ему, что генерал все время буквально спал на ходу? Снотворное какое, что ли?…

Просыпался только когда хотел в туалет. На обед, завтрак и ужин его будили. Помогали переодеться, обуться. Даже брили.

В другое время Титов бы рассердился на такую опеку – тоже мне, младенца нашли! – но сейчас молча делал что говорили. Напрягать мозги, думать, оценивать не хотелось.

Такая идиллия продолжалась четыре дня. А утром пятого он проснулся от странного ощущения в груди. Что-то здорово давило, да еще как будто жгло. Генерал открыл глаза, откинул легкое одеяло и посмотрел на грудь. Он спал в тонкой пижаме из какого-то приятного на ощупь и совершенно невесомого материала.

Титов положил руку на грудь, прислушался к себе. Определенно давило, причем сильно. И вообще было очень неприятно. Боль в позвоночнике отдавала в затылок и виски.

«Конец? – отрешенно подумал он. – Ждал, ждал и дождался…»

Странно, но умирать сегодня Титов не хотел. Наверное, потому, что сон приснился хороший. Что-то о прошлом, о молодости, о Марите. Грех после такого сна отдавать концы.

Генерал нашарил рукой кнопку вызова помощи, вдавил ее, отпустил и нажал вновь.

Буквально через пять секунд в комнату вошла медсестра. С порога окинула его внимательным взглядом и улыбнулась.

– Проснулись Илья Дмитриевич? Что такое?

– Давит, – пожаловался он, чувствуя, что и говорить ему трудно. Язык вовсе не работает, слова какие-то шипящие, невнятные.

Медсестра подошла ближе, бросила взгляд на табло экрана, прикрепленное над изголовьем кровати.

– Все в порядке, Илья Дмитриевич. Вы просто устали. У вас все хорошо.

Она прикрепила какой-то предмет на его руке и нажала кнопку на пульте. Генерал почувствовал комариный укус укола, хотел что-то сказать, но не смог. Перед глазами встала пелена, и они закрылись сами собой.

Медсестра поправила одеяло, вышла из комнаты, щелкнула по микрофону гарнитуры, прикрепленной на ухе, и тихо сказала:

– У пациента признаки первичных изменений.

– Принял, вижу, – отозвался мужской голос. – Вводим катализаторы группы «В» и закрепители. Перевод в суточный спящий режим. Подготовить ванну и облучатели.

Дежурный врач ввел данные в компьютер и связался с главным врачом. Тот посмотрел доклад, довольно кивнул. Титов восьмой, кто прошел первичный этап и готов к процедуре внешнего очищения. Сразу после этого они начнут второй, более длительный этап процедур.

Здесь уже одним сном не обойтись. Здесь придется старичкам поработать. И много.

…После строительства пансионата местные жители не раз пытались посмотреть поближе, что такое здесь сотворили «столичные богатеи» и для чего. Но всех желающих сунуть нос за высокий забор ждало разочарование. Стены забора имели высоту в два с половиной метра, перелезть через них было довольно сложно, да еще множество датчиков засекали каждого любителя смотреть на чужое.

Пришлось довольствоваться вывеской над воротами: «Пансионат фонда „Реабилитация“. Частные владения. Посторонним вход воспрещен».

Кроме жителей соседних деревень, пансионат привлекал внимание милиции. Но участковый, проявив разок излишнее любопытство, имел долгий и весьма неприятный разговор со своим начальством из Мурома. И сделал логичный вывод – владельцы пансионата уже заплатили кому надо и сколько надо и имеют надежное прикрытие.

Проблем местным жителям пансионат и его обитатели не создавали, нос за забор практически не высовывали, вели себя тихо, и вскоре слухи и разговоры сошли на нет. Любопытство, как и все остальное, имеет свой предел.

Через день сонливое состояние прошло. Но лучше ему не становилось. Что-то тянуло внутри, что-то давило на грудь и позвоночник. Спина ныла, ноги как свинцом налитые. И голова тяжелая, каждый поворот как пытка. Болели локти, плечи, запястья, пальцы.

Титов совершенно случайно тронул макушку и с удивлением заметил, что не чувствует волос. Те реденькие тонкие седые волоски, что покрывали голову, пропали. Голова была гола, как бильярдный шар.

«То ли лечат не так, то ли лечение впрок не идет, – подумал он и невесело вздохнул. – Видать, мне ничего не помогает…»

Спрашивать врачей он не хотел. У тех на все один ответ: лечение идет как надо, все хорошо, потерпите. И сразу суют свои пилюли, а от них в сон тянет.

«Эксперименты на нас, что ли, ставят? Или препараты испытывают? Тогда понятно, почему такое внимание и уход. Но что можно сделать со стариком? В могилу его загнать? Он и так там одной ногой стоит. А то и двумя…»

Судя по электронному календарю, пошла вторая неделя пребывания здесь. Уже вторая!

Дней генерал не замечал. Они пролетали незаметно и не оставляли никаких воспоминаний. С утра до вечера, а иногда и ночью – процедуры. Во время которых он то спал, то сидел с закрытыми глазами, а то смотрел на экран, на картинки. Его обвешивали датчиками, на голову напяливали что-то навроде летного шлема, иногда погружали в ванну, иногда в барокамеру.

Пищу он принимал механически, вкус, правда, чувствовал. Мелькала перед глазами медсестра, добрая и ласковая девочка, все время что-то нашептывала, припевала. Улыбалась ему, за все время ни одного резкого или плохого слова. Илья Дмитриевич, Илья Дмитриевич…

Он вдруг захотел пить. Графин стоял на столике возле окна, до которого шага три. Их еще надо пройти.

Титов осторожно опустил ноги на пол, нашел тапки и, помогая себе руками, встал. Черт, трость лежит у другого края кровати. Ладно, так доковыляет.

«Три шага, это для здорового человека, – подумал он, глядя на столик. – А для меня все пять, а то и шесть…»

Шаркнул левой ногой, потом правой. Боль в ногах вроде прошла, зато позвоночник заболел сильнее. Он матюкнулся, стиснул зубы. Еще три шага. И еще два. Ну, наконец!

Нетерпеливо схватил графин, резко дернул на себя. От неловкого движения крышка соскочила и полетела вниз.

«Стеклянная, разобьется!» – мелькнула мысль. Тело среагировало само. Генерал резко присел и махнул рукой, ловя крышку у самого пола. И замер в этом положении.