И тут сердце юноши подпрыгнуло и разорвалось на великое множество осколков. Синева неба преломилась в прекрасных глазах Анны. Хуан де Карабас нагнулся и поцеловал девушку в щеку. Он ощутил на губах нежнейший пушок, как словно бы поцеловал тонкую кожицу персика. Анна, вспыхнув, опустила глаза, не в силах пошевелиться. Никто никогда еще не целовал ее, а тем более посторонний мужчина.

– Что ты делаешь? – тихо прошептала она. – Мне нельзя. Я буду беатой. Я святая.

– Я хочу жениться на тебе, – решительно заявил дон Хуан.

Он уже принял решение, и ничто не могло остановить его. Ничто, кроме отказа самой избранницы.

– Ты пойдешь за меня замуж? – пытливо спросил он Анну, красную от смущения, как только что подаренное ему яблоко.

Вместо ответа девушка бросилась бежать во дворец. Хуан, будто заправский ухажер-кабальеро, послал ей вдогонку воздушный поцелуй и, легко перекинув свое гибкое тело через каменную ограду, направился в родовое гнездо готовиться к сватовству.

На следующее утро маркиз де Карабас, одевшись по такому важному случаю в малиновый камзол своего отца, весьма ветхий, однако все еще нарядный, отправился к герцогу Инфантадскому, дабы испросить руки его единственной дочери. Остановившись перед обитыми железом воротами, он три раза громко ударил в них кулаком. На стук из небольшого, вырезанного в самом центре ворот окошка высунулась рожа сторожа.

– Скажи герцогу, что у него просит аудиенции маркиз Хуан Карлос Мария де Карабас! – звучно и властно велел ему юноша.

Буквально через пару минут он уже стоял в большом просторном зале, в котором было прохладно в любое время суток. Стены зала были увешаны старинными картинами, преимущественно на библейские темы, а окна плотно занавешены гобеленами тонкой работы, также изображавшими сцены из Священного Писания. Перед маркизом на стуле, скорее напоминавшем трон, восседал в окружении своры гончих сам герцог, отец Анны. После многочисленных взаимных формальностей, столь необходимых в высшем обществе, к коему оба гранда имели несомненное отношение, Хуан перешел прямо к делу.

– Дон Октавио, я пришел, дабы просить руки вашей прекрасной дочери! – торжественно произнес он.

Герцог удивленно вскинул брови. Он жестом подозвал одного из слуг, стоявших у стен зала, и велел тому пригласить Анну к ним присоединиться.

– Так вы хотите жениться на моей единственной дочери? – медленно переспросил он юношу.

Хуан согласно кивнул головой.

– Что ж, признаюсь, цель вашего визита несколько смутила меня, – сказал герцог Инфантадский, отпивая из хрустального бокала воду с лимоном. – Я-то думал, что вы, как потомок достославного рода, который является древнейшим в этой деревеньке, наносите визит вежливости, что принято среди владетельных сеньоров. Я – старик, – сообщил о себе дон Октавио, хотя таковым ни в коем случае не являлся, находясь в том же возрасте, что и отец юноши, если бы он был сейчас жив. – И мне непонятны многие мысли молодых. Но вас, идальго, я, кажется, понял хорошо. – Тут герцог вскинул ехидно бровь. – Однако не будем делать преждевременных выводов, – сказал он, видя, что маркиз де Карабас желает что-то ему возразить. – Давайте лучше спросим у моей дочери, желает ли она пойти за вас замуж. А вот и Анна.

В этот момент в зал вошла дочь дона Октавио. На сей раз она еще более принарядилась, надев на себя алое платье, кружева на котором переплетались с бесчисленными алыми и черными лентами, как того требовала тогдашняя мода.

– Анна, – величественно произнес герцог Инфантадский, – этот молодой человек просит руки твой. Скажи, нравится ли он тебе? – неожиданно строго спросил он.

Анна, потупив взор свой, кивнула головой. Все лицо ее вплоть до самых кончиков мочек, на которых сверкали бриллиантовые серьги, покрылось краской стыда.

– Как этот ловелас познакомился с тобой? – грозно крикнул дон Октавио.

– Я… – вскричал было Хуан, но герцог отмахнулся от него.

– Молчать, когда я говорю! Этот оборванец приходит в мой дом и просит твоей руки. Его можно понять. В этой жалкой дыре лучшей партии для него и не придумать. Посмотри на него. Это грязный нищий идальго, каких в Кастилии целые толпы! – завопил дон Октавио, тыча пальцем, унизанным множеством дорогих перстней, в оторопевшего маркиза де Карабаса. – И ты хочешь за него замуж? – еще раз спросил он свою дочь.

Та неожиданно гордо вскинула голову и уставилась на отца.

– Вы же знаете, что я – беата! – спокойным тоном произнесла она. – И я принадлежу Богу. Ежели вам будет угодно выдать меня за этого оборванца – ваша воля. Я вам перечить не буду. В любом случае я уйду в монастырь! Господь заступится за меня. Я – единственный пророк в этом мире! – все более громко говорила Анна, распаляя свои и без того экзальтированные чувства. – Я вижу демонов, которые кружат над головой этого похотливого юнца! – вскричала она, указывая на дона Хуана. – Он хочет меня! Он хочет и жаждет овладеть мной! Я читаю его мысли. У него на уме похоть и алчность! Он смотрит на меня и видит плотские утехи! Он смотрит на отца моего и видит, что когда тот умрет, то все состояние перейдет ему! Это зверь, алчущий и жаждущий! – вскричала Анна и рухнула без сознания на пол.

Обомлевшие было слуги очнулись и, подхватив девушку на руки, быстро вынесли ее из зала. Герцог медленно уселся обратно на свой трон, покрытый шкурой леопарда, и потер лоб, смахивая с него испарину. Он сам, кажется, не ожидал от дочери подобного ответа. Дон Октавио понял, что более не может управлять Анной, как бывало ранее.

Маркиз де Карабас переминался с ноги на ногу. Он тоже не понимал, что произошло с тем ангелом, которым совсем недавно он восхищался. Теперь же Хуана постигло страшное разочарование.

– Уйдите, – тихо произнес герцог, не в силах видеть того, из-за чьего прихода произошла страшная сцена. – Уйдите, маркиз, или же я велю слугам прогнать вас палками вон.

Негодование вскипело в душе юного маркиза. Как, его, высокородного человека, который сам являлся носителем божественных грез, хотят палками прогнать со двора?!

– Дон Октавио, я не позволю так со мной поступать! – гордо воскликнул он.

– Что?! – взревел взбешенный герцог Инфантадский. – Слуги! – заорал он, хлопая в ладоши.

На шум в зал вбежали здоровенные мужланы.

– Выставите-ка этого наглеца за ворота. Палками его, палками! – требовал дон Октавио.

Хуан схватился за ножны, силясь как можно быстрее выхватить из них шпагу, которую до этого вынимать ему не приходилось. Тут один из слуг, самый сильный и проворный, подскочил к Хуану и кулаком отбил его руку. Юноша взвыл от боли и обиды. Слуги, похватав палки, со всех сторон подступили к несчастному, окружая его. Они разом набросились на маркиза, пребольно ударяя его. Только когда Хуан от боли и изнеможения упал на пол, слуги отступились, возбужденно обсуждая побоище. Затем они выволокли полуживого де Карабаса во двор, окатили водой из колодца и вышвырнули за ворота, как приказал герцог.