должны освобождать от оплаты? Может быть, они не знают законов? Нет, это не так. Но они скажут (если вообще будут анализировать ситуацию), что другим-то сошло с рук, а они попались, и это несправедливо.

По этим причинам считаю, что лучше говорить просто об иррациональных или невротических требованиях. Они представляют собой невротические потребности, невольно превращенные в требования. И они иррациональны, потому что претендуют на право, на привилегию, которых на самом деле не существует. Иначе говоря, они чрезмерны хотя бы уже потому, что их предъявляют как требования, вместо того чтобы признать в них просто невротические потребности. Особое содержание скрытых требований варьирует в зависимости от конкретной невротической структуры. Пациент, в общем, убежден, что имеет право на все самое важное для него: на удовлетворение всех своих невротических потребностей.

Говоря о требовательном человеке, мы обычно имеем в виду его требовательность к другим. И действительно, человеческие отношения составляют важную область, в которой предъявляются невротические требования. Но мы непозволительно недооценим размах этих требований, если ограничим их данной областью. Они в равной степени распространяются на все человеческие структуры и на саму жизнь.

В границах человеческих взаимоотношений такое всеохватывающее требование предельно ясно сформулировал один пациент, по внешнему поведению скорее робкий и замкнутый. Сам того не зная, он страдал глубокой инертностью и собственные ресурсы использовал далеко не в полной мере. «Мир должен быть к моим услугам, чтобы мне не приходилось ни о чем беспокоиться», – сказал он.

Такие же всеобъемлющие требования были у женщины, которая в глубине души боялась усомниться в себе. Она чувствовала, что имеет право на удовлетворение всех своих потребностей. «Я даже мысли не допускаю, – говорила она, – что в меня не влюбится кто угодно, стоит мне только захотеть». Первоначально ее уверенность в своем праве требовать всего на свете проявилась на религиозной почве: «Я получаю все, о чем молюсь». В ее случае требование было вывернуто наизнанку. Поскольку неисполнение ее желаний означало бы немыслимое поражение, она запрещала себе хотеть во избежание «неудачи».

Те, кто намерен быть всегда правым, убеждены, что они всегда должны быть вне критики, сомнений или вопросов. Те, кого охватила жажда власти, требуют слепого повиновения. Другие, для кого жизнь стала игрой, в которой для всех остальных отводится роль объектов искусной манипуляции, считают себя вправе дурачить каждого, но сами не допускают возможности, что их могут одурачить. Те, кто боится повернуться лицом к своим конфликтам, убеждены, что рано или поздно все образуется и они сумеют обойти свои проблемы. Человек, агрессивно эксплуатирующий и запугивающий, чтобы взвалить на других людей новые задачи, будет негодовать, считая, что нечестностью с их стороны будет настаивать на справедливых условиях совместной деятельности. Высокомерный, злопамятный человек, норовящий оскорбить окружающих, но требующий от них признания, считает себя «неприкосновенным». Он может вытворять с другими что угодно, и все должны принимать это как должное. Другой вариант того же требования – это требование «понимания». Не имеет значения, насколько я мрачен или раздражителен. Меня нужно понять. Тот, для кого решением всех проблем является «любовь», переводит свою потребность в требование исключительного и безоговорочного обожания. Нелюдимый, закрытый от людей и потому внешне нетребовательный человек будет крайне настойчив в одном – чтобы его не беспокоили. Он считает, что ему ничего не нужно от других, а потому он вправе требовать, чтобы и его не трогали, – неважно, что при этом поставлено на карту. «Оставьте меня в покое» обычно означает еще и «не ждите от меня ничего» и уход от критики, от усилий, даже если эти усилия ему необходимо сделать для собственного блага.

Для простого примера невротических требований, существующих в человеческих взаимоотношениях, этого вполне достаточно. В ситуациях даже менее личных или связанных с общественным институтом преобладают требования с негативной наполненностью. Например, когда законы и правила действуют на руку, это так и должно быть, а когда они становятся невыгодными, это воспринимается как несправедливость.

Я до сих пор благодарна за один случай, произошедший со мной во время последней войны, потому что он открыл мне глаза, в первую очередь, на мои собственные бессознательные требования, а через них – и на бессознательные требования других людей. Я возвращалась из Мехико, в аэропорту выяснилось, что меня вычеркнули из списков пассажиров самолета по случаю праздника Тела Христова, согласно существующей системе приоритетов. Хотя у меня не было сомнений, что это оправданно, я отметила, что меня страшно выводит из себя, если она касается меня лично. От одной только мысли, что придется провести три дня в поезде, которым теперь должна добираться до Нью-Йорка, я почувствовала отчаяние и невероятную усталость. Кульминацией моего расстройства стала утешительная мысль: вдруг с самолетом что-то случится, а обо мне позаботилось провидение.

Тут я словно со стороны увидела, насколько забавна моя реакция. Начав ее анализировать, я поняла свои требования: во-первых, – быть исключением; во-вторых, – предметом особой заботы провидения. С этого момента мое отношение к поездке в поезде изменилось. Конечно, переполненный сидячий вагон не стал комфортнее. Но моя усталость куда-то улетучилась, и поездка даже стала мне нравиться.

Я думаю, каждый может легко повторить и расширить мой опыт, наблюдая за собой или другими людьми. Почему, например, многие водители и пешеходы нарушают правила дорожного движения? Зачастую это результат бессознательного протеста против них: «Меня эти правила не должны касаться». Другие возмущаются «наглостью» банка, который смеет напоминать о превышении кредита. Сюда же можно записать страх перед экзаменами или неспособность к ним подготовиться. Они тоже следуют из требования исключения для себя. Таким же образом возмущение плохим спектаклем может проистекать из уверенности: «Мне обязаны предоставлять развлечения только высшего разряда».

Требование делать исключение выдвигается также законам природы, физическому и психическому миру. Удивительно, насколько глупеют умные пациенты, когда речь заходит о том, чтобы увидеть неизбежность причины и следствия в физическом мире. Я говорю о достаточно очевидных связях: если мы хотим чего-то достичь, нужно потрудиться; если мы хотим независимости, мы должны быть готовы отвечать за себя. Пока мы ведем себя высокомерно, мы уязвимы. Пока мы не любим себя, мы не можем поверить, что нас любит кто-то другой, и неизбежно будем подозрительно относиться к любым проявлениям любви. Когда пациенту раскладываешь по полочкам такие вроде бы ясные связи причины и следствия, он вдруг начинает спорить, чувствует себя озадаченным, пытается увиливать.

За такую избирательную «тупость» отвечает ряд факторов[16]. В первую очередь, понятно, увидев подобную причинно-следственную связь, пациент окажется перед необходимостью внутренних перемен. Безусловно, любой невротический фактор всегда сложно изменить. Но, кроме