Если так дальше пойдет, он, пожалуй, сам нанесет ей травму средней тяжести, пусть потом Курышев с ним разбирается. Тимофей скрипнул зубами, но разговор продолжил обычным ровным тоном.

– Скажите, Яна, как именно вы пытались решить этот вопрос?

«Он что, больной? Как именно? Напрягая извилины, разумеется!» – глядя на гостя с насмешливым презрением, проговорила Яна. Про себя, разумеется. А вслух спросила, не без язвительности:

– А что, есть разные способы?

– Конечно, – не поддаваясь на провокацию, проговорил Тимофей. – Как вы ставили вопрос: «что я делала на той дороге?», «как я туда попала?» – или как-то иначе?

– Именно так, – дернув недовольно головой, подтвердила девушка.

Сидя на диване напротив Максимова, она все больше ощущала, что старые голубые джинсы, которые она впопыхах натянула перед его приходом, безобразно обтягивают ляжки, а сидение на низком глубоком диване деформирует ее фигуру, образуя несметное количество жировых складок на животе. И сколько ни натягивай свитерок и ни складывай руки кренделем на груди, скрыть их не удастся, от этого только грудь больше выпирает. Эти факторы значительно ухудшали и без того не радостное Янино настроение. «Может, на кухню перебраться, под предлогом чая, там хоть стол скроет самые проблемные зоны?» – задавалась она молчаливым вопросом, искоса поглядывая на подтянутого, элегантного гостя.

«А с другой стороны, что мне за дело, скроет стол зоны или нет, что мне за дело до мнения какого-то урки?» – тут же высокомерно фыркнула Яна, но вслух торопливо проговорила:

– Может, на кухню перейдем, я вас хоть чаем угощу? – И тут же поднялась, не дожидаясь ответа. А вдруг не согласится.

Опомнилась, буркнул про себя Тимофей, направляясь вслед за девицей на кухню. Очнулась! И главное, как вовремя. Только к сути вопроса перешли!

Кухня выглядела неожиданно свежо и современно, хотя и была такой же малипусенькой, как вся квартира. Пока Яна ставила чайник, Тимофей втиснулся между столом и стеной и опустился на круглую табуретку, прикрытую пестрой подушкой.

На стол перед Тимофеем поставили тарелку с разнообразной нарезкой, хлеб, крекер, печенье, зефир, маринованные огурцы и шоколадные конфеты.

– Вам черный, зеленый? – лишенным всякой любезности голосом спросила девушка.

– Черный. Итак, – когда хозяйка, наконец, уселась за стол и перестала суетиться, вернулся к их разговору Тимофей, – давайте попробуем подойти к вопросу иначе. Что последнее вы помните до этого происшествия? Какого числа на вас напали?

– Восьмого октября, – задумчиво приподняв бровь и скосив глаза в сторону раковины, ответила Яна.

– Откуда вы знаете? Вы это помните? Вам сказали об этом в больнице?

– В больнице сказали, – уже другим, более заинтересованным тоном проговорила девушка. – Когда меня привезли, я вообще ничего не помнила, даже имени своего, на следующий день память стала возвращаться, но о том, какой был день и когда меня привезли, мне сказали в больнице.

– Так. Хорошо, – одобрительно произнес Тимофей. – Это уже что-то. В какое время вас доставили?

– Кажется, в середине дня, нет, все же ближе к вечеру. Я помню, что увидела фары на дороге вроде бы. Но точно не знаю, – с недоумением сказала она, понимая, что провалов в ее знании о себе гораздо больше, чем она предполагала.

– А теперь вспомните, что было накануне этого происшествия. Какой день до нападения вы помните последним?

Яна задумалась. Вопрос был отнюдь не глупым и стратегически правильным. Даже удивительно, что она сама до этого не додумалась. Наверное, плохо старалась.

Что же было до проселка? Девушка достала мобильник, открыла календарь и стала проматывать в голове события последнего месяца.

Кажется, достучался, глядя на сосредоточенную Яну, порадовался за себя Тимофей. Ну вот. Пока мадам скрипит мозгами, можно и перекусить, жрать действительно хочется. Когда он ел последний раз? Часа в два? А сейчас уже шесть.

И Тимофей без всякого стеснения принялся мастерить себе бутерброд с маслом, сыром, колбасой и маринованным огурчиком. И пока он с аппетитом ел, внимания на него никто не обращал.

Так. Что она помнит отчетливо, так это свое повышение, размышляла девушка, гипнотизируя взглядом календарь. Это было четвертого числа. Уж это она помнит совершенно точно. Днем начальство объявило о назначении Яны начальником отдела, вечером девчонки устроили маленькое скромное застолье, а на следующий день она переехала в новый кабинет. Потом была обычная работа, она входила в курс дела, проверила всю документацию за полгода, просмотрела все документы. Короче говоря, провела аудит, чтобы убедиться, что в наследство от предшественника ей не досталось какой-нибудь подлянки. С Шерстневым они не ладили, и он, зная о Янином назначении, вполне мог перед отъездом подготовить какую-нибудь пакость.

Пятого, шестого и седьмого числа она сидела в офисе и допоздна работала с документами. А вот что было после работы седьмого, она помнила как-то смутно. Вышла как обычно и пошла домой? А тогда что было восьмого? Встала как всегда и пошла на работу? В таком случае как оказалась на проселке уже в середине дня?

Беда заключалась в том, что все Янины дни были похожи один на другой, как близнецы. И ей трудно было сказать, что и когда именно произошло. Тем более что с тех пор прошел уже месяц.

– Ну, как успехи? – видя, что процесс застопорился, спросил Тимофей, вытирая руки салфеткой. Три бутерброда проскочили на ура, настроение резко улучшилось, и даже курышевская дочь не казалась ему теперь такой противной.

– Я точно помню, что седьмого числа я была на работе, а вот потом не уверена, – снова озадаченно хмурясь, пояснила Яна.

– Так. Уже хорошо. Особенно если учесть, что подвыпившая компания на зеленой «девятке» подобрала вас на той самой дороге поздно вечером седьмого числа, и примерно тогда же вы свалились в овраг.

– Я что, всю ночь в лесу пролежала? Одна? В овраге? Без сознания? На таком холоде? – Яниному ужасу не было предела.

Неужели это правда? Господи, кошмар-то какой! Как же так? Она же могла простудиться, ее могли покусать, убить, да вообще она могла умереть! Мысли одна страшнее другой вихрем носились в ее голове, бестолково сталкиваясь, словно элементарные частицы.

Тимофей сидел и наблюдал, как на лице спокойной и несколько надменной Яны появляется выражение детского испуга и даже паники. Губы ее округлились, кончики их жалобно поехали вниз, глаза увлажнились, зрачки расширились.

Тимофею стало ее жалко. Вздохнув, словно собирался приступить к неприятной, но необходимой процедуре, он заговорил, стараясь придать голосу успокаивающую мягкость. Получилось не очень.

– Вы зря так расстраиваетесь. Ведь все это уже в прошлом, как вы сами заметили, прошел уже месяц, какой смысл бояться того, что могло случиться и не случилось? Сейчас важнее подумать о том, что еще может с вами произойти.