— А как же реформа? — усмехнулся я.

— Реформа может быть только одна. Коммунизм. В этой утопии говорилось о ненужности денег. Сказка не прошла. Человек рождается собственником. Он так создан. Значит, ему нужен рынок. Но наш пролетариат заучил железную советскую истину: «Грабь награбленное», «Кто был ничем, тот станет всем». О чем мы говорим? Цивилизация придет к нам лет через сто, если страна уцелеет.

— Для следователя вы очень оптимистично смотрите на мир, — заметил я, думая о своем.

— Знали бы вы, в каком дерьме нам приходится копаться… Ладно. На сегодня хватит. У вас завтра похороны. Я приеду. Может, адвокат придет попрощаться с хозяином. Ума не приложу, где его искать.

Капитан в течение всей беседы не проронил ни слова, говорил только генерал, вместо того чтобы слушать. Следователь из него хреновый, но оратор неуемный. Это заметил даже Иван, буркнув в спину уходящим: «Трепач».

Мы остались вдвоем.

— Вся твоя история, Иван, с гибелью Потоцкого пахнет керосином. Боюсь, что Потоцкий тут ни при чем. Целью был Тимофей Горбач.

— Куда же, по-твоему, делся Павел? — спросил Иван.

— Тебе ли не знать. Ты же его всю ночь сторожил в холле. И у тебя целый вагон свидетелей. Думаю, что Потоцкий уехал в Москву для алиби. О том, что случится с хозяином дома, знал не один человек. И Потоцкий в том числе. И дочка Горбача вовремя уехала погостить к подруге. Там тоже свидетелей хватает. Может, дочка и зятек и впрямь решили кокнуть старика? Все сходится.

— Кроме исчезновения Павла. Если уж искать логику, то я предположил бы, что Катя решила одним ударом избавиться от отца и мужа. По брачному договору у них все имущество общее. Оно отходит к тому, кто больше проживет.

Я немного задумался, потом не согласился.

— Перебор. Даже с ее железным алиби. Когда мы вернулись, она ничуть не удивилась моему возвращению. Я не верю в то, что она не узнала собственного мужа. Или ты ее предупредил о подлоге заранее. Ты ведь однажды обронил фразу — она твоя главная хозяйка. Потоцкого мог убить ты. До ночи еще было далеко. Могла убить Яна. С этим фруктом придется разбираться отдельно.

— Потоцкий мертв, и я тебе рассказал всю историю. Катя знала, кого я везу сюда.

— Нет, Ваня. Я рассуждаю. Проведи меня в кабинет, где был убит Горбач.

Мы поднялись на этаж выше. Кабинет представлял собой солидный зал с множеством столов, на которых были разбросаны рулоны ватмана и чертежи. На письменном столе — груды документов. Решетка камина выглядела необычно. Копья походили на обоюдоострые четырехгранные штыки. Но зачем же такое острие? Этот вопрос я и задал Ивану.

— У Тимофея Валентиновича были собаки, охотничьи. Играя, они трижды заскакивали в камин. Одна лапу себе подпалила, вторая шкуру. Он сам нарисовал чертеж загородки и заказывал ее кузнецу. Тут винить некого. Соорудил эшафот для себя.

Я подошел к окну, распахнул тяжелые портьеры. За окном был карниз. Щеколда поддалась легко. Сделано на совесть, все подогнано тютелька в тютельку, никакого скрипа, а главное, не нужно прилагать усилий. Я выглянул наружу. Третий этаж выглядел пугающе. Оно и понятно — высота потолков пять метров.

— Посиди здесь, Иван. Хочу кое-что проверить.

Я спустился вниз к центральному входу, возле которого дремал сторож в ливрее. После нежного похлопывания по плечу он открыл один глаз, покрутил зрачком, увидев меня, открыл второй.

— Не сплю я, не думай. Даже когда дремлю, слышу шаги. Ты с третьего этажа спустился.

— Сколько еще входных дверей в доме?

— Теперь ты новый хозяин и отвечать я тебе должен?

— Уж лучше мне, чем кому-то другому. Я, по крайней мере, тебя не уволю.

— А кто уволит? Только я знаю, кому открывать дверь, кому нет. А сюда люд табунами валит. Ну ладно, в общем, лицо у тебя честное, камня за пазухой нет. Я, друг любезный, сорок лет на дверях сижу. Начиная с НКВД. Слыхал небось. Со мной Андропов за руку здоровался, по имени-отчеству называл.

— Вот и представься.

Старик поднялся со своего жесткого кресла, взял со стола, стоящего рядом, фуражку без кокарды и напялил ее на облысевший череп. Он напоминал скелет или вешалку, на которую повесили черную, обшитую золотом потрепанную ливрею.

— Майор запаса Комитета государственной безопасности Петр Якимович Дзюба. Да ты же меня знаешь, барин.

— Молодцом выглядишь, Петр Якимович.

— Дверей здесь три, замок один, — он показал карточку со считывающим устройством. — Это ключ. По прорези проводишь, и дверь открывается. Код замка хозяин менял раз в неделю. Завтра срок этого кода исходит. Но менять пока некому, будем жить по-старому. Вторая дверь с другой стороны. Выходит в сад, к теннисным кортам и бассейну. Есть еще торцевая дверь, но той пользуется только повар. Она рядом с кухней.

— Сколько всего ключей?

— У меня, хозяина, повара и у дочки. Кати, значит.

— А ты не можешь впускать их сам?

— Я заступаю в девять утра, а Каюм приходит в семь. К девяти завтрак должен стоять на столе. Покойник хоть и жилистый был мужик, но ел за пятерых.

— Каюм? Странное имя.

— Каюм Бакмакдуллин. Татарин. Но повар классный.

— Когда же ты отдыхаешь?

— С трех до шести, днем. Мертвый час. Ворота закрыты для всех без исключения. Иногда хозяин приезжает поспать. Он же как проклятый до ночи работал, и все на объектах. Где только силы-то брал.

— Я пойду пройдусь, Петр Якимыч. Дай-ка мне свой ключ. Через полчаса вернусь через другую дверь, и проверим твой чудо-слух.

Старик отдал карточку. Я вышел через центральный вход. Луну затянули облачка, но гараж я нашел без проблем, открыл ворота и впотьмах пошарил по полкам. На мою удачу, попался фонарик. Я включил его после того, как прикрыл глухие створки ворот. На моих золотых было без четверти двенадцать.

Время пошло. Все машины оказались на месте, я осмотрел салон каждой. Везде, кроме одной, лежали такие же электронные дистанционные пульты от внешних ворот, выходящих на улицу. Я открыл ворота, вышел на дорогу, потом закрыл ворота. Днем я улицу не разглядывал, сейчас самое время. Убийца мог попасть на территорию только отсюда. Тем более если это близкий человек. Проход хитрый, но очень удобный.

Ползая на коленях с фонарем, я в конце концов кое-что нашел. Это были следы от машины. След четкий, несмазанный. Мало того, я узнал этот отпечаток, протектор с редким оригинальным рисунком. Когда Яна сбила меня, я упал, и первое, что увидел, было колесо. Я уже говорил, что в зоне занимался ремонтом редких украшений. У меня хорошая память на сложные рисунки. Этот след принадлежал машине Яны.

Я продолжил поиски и сделал еще одно открытие. Семь окурков коричневых сигарет «Moor», которые курила Яна. Ее помада на фильтрах. Окурки я осторожно собрал и сунул в карман. Теперь мои сомнения рассеялись. Яна — соучастница убийства. Скорее всего, она исполняла роль шофера. Ждала убийцу, нервничала и курила одну за одной. Зацепка есть. Клубочек можно попытаться размотать, надо лишь включить мозги.