– Я вам помогу, Никита Николаевич. Про статус – это не шутка была. Его на самом деле можно повысить. Ученые специальный приборчик изобрели, но он пока под секретом. Я тут с одним хорошим человеком познакомился…

– Та-ак, – протянул профессор. – И когда ты с ним познакомился?

– Сегодня. Он после полиции пришел. Да вы не волнуйтесь, это мой новый наставник.

– У тебя еще и наставник поменялся? – спросил он, сузив глаза.

– Его Эльза привела. Ну, Эльза Васильевна, моя старая… то есть она не старая, конечно…

– Ближе к делу!

– Наставник хороший, он мне ИС поднять обещал, – волнуясь, затараторил Андрей. – Насколько – неизвестно, как уж получится. Меньше-то не будет. Но это тайна!

– Тайна, хорошо. Что еще он тебе обещал?

– А этого мало?! Или вы не верите?

– Почему же?.. – грустно сказал профессор. – Придет добрый дяденька, обмотает тебе голову проводами, и ты станешь умнее. Обычное дело. Кстати, когда он придет?

– В четверг. В двенадцать часов.

Андрей уже каялся, что проболтался. Не стоило все-таки рассказывать безумному старикану про «экспериментальную модель». Ведь просил же его Сергей Сергеевич! А он как дырявый мешок. Такой большой секрет – и такому больному человеку.

– Послезавтра, в двенадцать, – повторил профессор как бы для себя. – Чаю попьешь?

– Я дома уж напился. Так что с приборчиком, Никита Николаевич? Рискнете?

– Спасибо за заботу, Андрюшенька. Не переживай, я в полном порядке. На конвертере – всем привет и так далее… Ну, ты молодой, тебе со мной неинтересно. Проведал, и ступай.

– Ага… пойду.

– Иди, Андрюша, иди.

Никита Николаевич довел его до двери и подтолкнул ногой ботинки.

– Про новые знакомства… – молвил Андрей. – Мне что ж, ни с кем не знакомиться?

– Знакомься, если хочешь, – ответил профессор, и Андрею почему-то стало не по себе. – Четверг, да? ровно в двенадцать?

– Ровно, – кивнул он, выходя в коридор.

Андрей редко о чем-то сожалел, но сегодня ему казалось, что он ошибся по-крупному. Да, про экспериментальную модель надо было молчать, а то как с психом свяжешься… И зачем, спрашивается, таскался?

Преодолев последние ступени надземного перехода, Андрей остановился возле стеклянной стенки и посмотрел на шоссе. Внизу проносились яркие, как игрушки, автомобили: полосатые «под зебру», пятнистые «под леопарда» и вовсе неописуемых расцветок. В город и из города машин ехало примерно поровну. Строго говоря, там, где стоял Андрей, тоже была Москва – юридически, географически и как угодно, однако городом в окраинных районах называли только центр. Город – это место, где живут люди, владеющие личным транспортом. Место, где живут люди без транспорта, – это блок. В блоке живут черы.

Послезавтра, подумал Андрей. Подумал – и почувствовал что-то щемящее, похожее на неуловимую вибрацию.

Он представил, как внутри, в голове или в животе – неважно, заводится некий моторчик. Скоро моторчик закрутится и понесет его в центр. Пусть медленно. Лишь бы вырваться из блока. Послезавтра…

* * *

– Выкобениваешься, Царапин?

Вопрос прозвучал так близко, что Илья вначале принял его за реплику героя из сериала.

– Вы чего, овчарки лишайные, мозгами попутались?! – прошипел он. – Только недавно вызывали, и опять… Ни минуты покоя!

Затем выключил монитор и, придавив микрокнопку в часах, сказал:

– На связи… Не выкобениваюсь я. Лежу, никому не мешаю. Телик смотрю.

– Телемонитор надо было обычный брать, как у всех соседей, а ты самый модный хапнул. Хуже ребенка!

Голос звенел в районе левого уха и резонансом разносился по всему черепу.

– Через Сеть определили? Вы мой монитор не трогайте. Имею право. Лимит по карте я рассматриваю как свои командировочные.

– Рассматривай как хочешь, – вяло отозвался голос. – Я тебя не для этого вызвал.

– Догадываюсь, – буркнул Илья в браслет. – Что-то срочное?

– Во-первых, мы решили облегчить тебе задачу. Завтра организуем подставочку – будет возможность сойтись с объектом поближе. И попробуй ее упустить!

– Завтра я иду на конвертер, – возразил он. – Дерьмо в чан заливать. Сами же велели…

– Опоздаешь немножко. Подробности получишь позже, это не главное. Главное – то, что во-вторых. Тебе поручается акция устранения.

– Как-как? Устрашения?

– Ты все понял, Царапин. Прекрасно понял. И незачем переспрашивать. Лучше, если это будет несчастный случай, правда, на такой класс я не рассчитываю. Сойдет и бытовуха. Адрес запоминай сразу…

– Погодите! Вы что же, палача из меня делаете?!

– Универсала, – веско произнесли в динамике. – Надо уметь не только щупать, но и за горло брать. Все надо уметь.

– Нет.

– Да, гражданин Царапин, да, – сказал голос, особо выделив слово «гражданин».

Намек был вполне ясен. Выбора ему не оставляли.

Как и в тот раз, в самом начале. Тогда он тоже не выбирал. Ему просто объяснили, чего от него хотят, и он согласился. Но это не было ответом на вопрос, потому что и самого вопроса не было. Никто не ожидал, что он откажется, – потому, что отказаться Илья не мог.

– Адрес… – раздалось за ухом.

– Да… – выдавил он. – Говорите, я слушаю.

Ему назвали номер блока, дом и квартиру. И пожелали удачи. Кто называл, кто желал – Илья не имел об этом ни малейшего представления.

За все время сотрудничества с «неотложкой» он видел лишь двоих, и то в сумерках, без лиц. Его перевозили в закрытой кабине, водили по глухим коридорам, всегда – с завязанными глазами. Он даже оправлялся, не снимая повязки. Это было противно, но все же не так, как тридцать лет каторги.

Когда огласили приговор, стоявший рядом охранник ввел Илье антишок. Возможно, в инъекторе было что-то еще – после укола Илья почувствовал симпатию ко всему миру, включая судейскую комиссию. С этим настроением он и добрался до «шкатулки» – узкой комнатки с мягкими стенами. Там Илья мог биться головой сколько угодно. И он бился. И выл, и катался по полу – тоже мягкому…

Адвокат предупреждал, что наказание будет серьезным. По мнению Ильи, серьёзно – это лет пять или семь, и не на каторге, а в обычной тюрьме. Больше трешки ему никогда не давали, и семилетка была бы для него достаточно суровой карой. Но не тридцать.

Прежде, получая то двушку, то трешку, Илья почти не расстраивался, ведь он рисковал сознательно. Вор ворует, полиция ловит – в этом была какая-то глубинная справедливость, некое подобие закона природы.

Иногда охотник побеждал, и Илья, с прибаутками, с воздушными поцелуями в сторону судейской комиссии, отправлялся в тюрьму. Больше всего ему нравилось судиться на западе Европы. Тюрьмы там были хорошие, во многих устраивали «день открытых дверей». Этот праздник называли по-разному, но аббревиатура «DOD» была единой для всех языков. В тюрьмах вообще принято сокращать слова. Быстрее говоришь – быстрей понимают.