Вот поэтому я всегда таскала с собой сменку: брюки, футболку, носки, кроссовки и нижнее белье. Белье — на тот случай, если я настолько заляпаюсь кровью, что она пропитает мою одежду насквозь. У меня также имелся и комбинезон, но он скорее был для официальных казней в морге. Поверх футболки я надела защитный жилет, потому как в противном случае он натирал. Жилет имел дополнительные молле-крепления, потому что дальше дело шло за оружием. Девятимиллиметровый Браунинг BDM отправился в закрепленную на талии и бедре кобуру, так чтобы он крепко был зафиксирован. В чрезвычайной ситуации тебе бы хотелось, чтобы оружие было именно там, откуда ты мог бы его выхватить автоматически, так как счет шел на секунды. Такого же калибра Смит&Вессон M&P был в кобуре поперек живота и чуть сбоку, чтобы я могла вытащить его быстрее беспрепятственно. За спиной, к жилету у меня крепились новые ножны для большого, длинной с мое предплечье, ножа, в котором серебра было достаточно, чтобы покромсать как человека, так и монстра. В малых ножнах на предплечьях располагались ножи поменьше, но с таким же большим содержанием серебра. Дополнительные патроны для всех пистолетов крепились в районе левого бедра, так же крепко, как и Браунинг с противоположной стороны. На перевязи висела винтовка AR. У меня все еще была моя MP5, но теперь, когда у меня был жетон, мне не нужно было переживать по поводу ограничений на ношение длинноствольного оружия, поэтому AR мне модифицировали, переделав ее в отличное оружие для действий в ограниченном пространстве.

Я уже предупредила наших пленных, что облачусь в полное охотничье снаряжение, потому как этому меня обязывал закон, а не потому, что я задумала применить насилие. Когда я впервые была вынуждена переодеться на месте преступления, а потом выйти в полной экипировке, пленный вампир практически слетел с катушек, решив, что я собралась прикончить его прямо на месте. В итоге именно это мне и пришлось сделать, хотя, я вполне могла бы его арестовать, оставив в «живых». Многие законы кажутся неплохой задумкой, пока не опробуешь их на деле, и вот тогда ты обнаруживаешь недоработки, из-за которых иногда погибают люди.

Кто-то из вампиров удивленно взирал на меня, кто-то выглядел довольно напугано, но сцен не устраивали, потому, как были предупреждены заранее. Я помогла сопроводить первую группу вниз на древнем лифте к укрепленному фургону, который мы использовали для наших специфических преступников. У нас имелся один фургон, способный выстоять против силы вампира или оборотня, которую те могли применить, пытаясь проломить себе выход в металлической обшивке — но всего один. Что означало — у нас было еще пятнадцать стоящих на коленях вампиров, закованных в обычные наручники с кандалами вроде тех, что вампир Барни с такой легкостью разорвал в комнате для допросов. Формально, я должна была изъять головы и сердца четырех вампиров из кучи тел на полу, но делать это на глазах у остальных вампиров, было дерьмовой затеей. Это выглядело бы так, словно я даю понять, что им нечего терять, и сейчас — наилучший момент, какой им представился, чтобы с боем вырваться на свободу, поэтому я выжидала. Казалось, не до всех доходило, почему я тянула.

Лейтенант Биллингс был выше меня, но так как я была в своих боевых/походных ботинках, выше меня были все находившиеся в комнате, за исключением некоторых вампиров. Я же просто возрадовалась, что они вообще были у меня в машине вместе с вампирской экипировкой. Не то чтобы они подходили к юбке, все же я была рада тому, что не приходилось стоять босиком. Биллингс видимо думал, что меня впечатлит его рост под два метра и телосложение крепкого, мускулистого шкафа, потому что в данный момент он нависал надо мной, рыча мне в лицо:

— Я хочу, чтобы Вы выполняли свою работу, маршал Блэйк!

— Я выполнила свою работу, лейтенант,— показала я ему на кучу тел, лежавших на полу неподалеку от нас.

—Нет, Вы выполнили ее лишь на половину, Блэйк. — Он стоял так близко от меня, что верхняя часть его тела практически давила на меня. Многих запугал бы настолько крупный бугай, нависающий прямо над их лицом; меня, не особо. Я уже столько времени провела с вампирами и оборотнями, рычавшими мне в лицо. Человек, не важно, насколько он был разъярен, просто не производил на меня подобного впечатления. Кроме того, существовала часть меня, которую привлекал гнев, так же как любителей вина могла бы привлечь бутылочка их любимого напитка отличного качества. Я могла чувствовать его ярость на своем нёбе, будто уже испила от нее и все, что мне оставалось сделать, это шевельнуть языком и просто ее проглотить. Я приобрела способность питаться энергией гнева — разновидностью энергетического вампиризма, до которого закон еще не добрался, поэтому с моей стороны не было бы противозаконным впитать всю эту злобу в себя, но если бы кто-то из наших сверхнормальных копов в помещении почувствовал, чем я занимаюсь, могли возникнуть вопросы. А Биллингс уж точно заметил бы, что в его эмоциях кто-то копается. Я вела себя прилично, но моя очарованность гневом помогла мне напомнить о моем темпераменте и не особо беспокоиться о его.

Мой голос был спокойным, почти сухим, пока я все выговаривала в его раскрасневшееся лицо. Моя реакция на него была миролюбивой, потому что я не хотела распалять его гнев, и подпасть под еще большее искушение все же покормиться им, сверх того, что я уже испытывала. Оба погибших офицера были из числа его людей. Он имел право злиться, и я знала, что пока он на мне срывается, он может сдерживать скорбь. Люди готовы на многое, лишь бы сдержать первую волну истинного, вызывающего тошноту горя, потому как стоит тебе ее испытать, кажется, словно она никогда тебя уже не оставит, пока со всем этим не будет покончено. Существуют пять стадий скорби. Отрицание — первая из них. Когда ты увидел лежащие у твоих ног тела, трудно не пропустить ее, но не всегда следующие стадии идут по порядку. Скорбь не аккуратная череда этапов. Можно перепрыгивать с одного на другой, можно застрять на том или ином, а может случиться так, что вы вернетесь к тому, который уже пережили. Скорбь это не что-то ясное и упорядоченное. Она запутанна, и от нее хреново. Биллингс хотел на кого-то кричать, а я просто удобно подвернулась под руку; в этом не было ничего личного, я это знала. Я стояла на пути его крика и позволяла ему меня обволакивать, проходить сквозь меня. Я не купилась на все это, и искренне не принимала его на свой счет. За эти годы слишком много людей мне кричало в лицо, в то время как дорогие им люди лежали мертвыми на земле. Люди жаждали мести, они думали, что после нее им станет легче; иногда так и случалось, иногда — нет.

— Я закончу работу Биллингс, но в первую очередь мы должны убрать отсюда задержанных.

— Слышал, ты подобрела; видимо, так и есть.

Я подняла бровь.

Зебровски оставил людей в форме, которым раздавал указания, чтобы те охраняли вампиров, все-таки он был здесь старшим офицером РГРСС. Он окликнул, почти бодрым голосом:

— Биллингс, Анита убила трех вампиров, пока те в нас стреляли. Я зацепил одного, но именно ее пули прикончили этих троих. Неужели ты хочешь, чтобы она была еще безжалостней? — Его лицо выражало такую же искренность и дружелюбие, как и его интонация. Он тоже понимал, каково терять своих людей.