Эти отмычки ему подарил странник, которого Густав однажды, чисто случайно, выловил из реки. Тот свалился туда с моста, когда ехал на своем корабле ночью. И никак не мог выбраться, потому что в момент удара заклинило дверь, а окна были настолько маленькими, что вылезти через них не представлялось возможным.

Густав подцепил эту медленно тонущую железную скорлупу тросом, когда странник пробыл в холодной воде часов пять или шесть. Сказать по правде, он не ожидал, что странник окажется жив, и приготовился увидеть распухшего утопленника. Однако спасенный им человек оказался вполне себе жизнеспособным. И благодарным.

Он вручил Густаву эти отмычки и научил ими пользоваться. Они находились в ручке из черного лакированного дерева, и если их вытащить все сразу, то отмычка походила на швейцарский нож или странного плоского ежа-панка. Конечно, за один урок Густав не мог научиться открывать любой замок. Но опыт, помноженный на полученные основы мастерства, сделали из него профессионала.

И он очень удивился бы, узнав, что до Взрыва вскрывать замки полагалось либо спасателям, либо грабителям. В новом мире домом Густав считал лишь корабли. У дикарей, живущих в городах, не могло быть своего дома. Как нет дома у обезьян, живущих на деревьях, или у медведей, живущих в пещерах. Если кто-то или что-то сгоняет их с насиженного места, они идут дальше, только и всего.

Поэтому, проникая в бывшие жилища людей, Густав не считал, что нарушает чью-то личную жизнь. Жизни у дикарей тоже не было – так он решил для себя.

Замок двери в служебное помещение оказался легким. Довольно мощный, он мог выдержать попадание среднекалиберной пули, так как его защищала бронированная пластина. Но ловкие пальцы странника открыли его минуты за три, не больше. Густав даже немного разочаровался, потому что столь легкое открытие замка по всем канонам и правилам не обещало, что за дверью хранятся сокровища, включая злополучные батарейки.

Густав поднялся с колен, положил отмычку обратно в рюкзак, осторожно потянул за ручку. Дверь медленно открылась, с трудом поворачиваясь на толстых и проржавевших металлических петлях.

Луч фонаря осветил довольно большую комнату. Низкий столик с разбросанными по нему журналами. Бесчисленные картонные коробки разной величины вдоль стен. Пыльный кожаный диван. Дверь, ведущая куда-то дальше, возможно на задний двор. И одинокая, свисающая с потолка на шнуре лампочка, прикрытая простеньким пластмассовым плафоном, похожим на перевернутую тарелку.

Густав вошел в комнату, ожидая встретить затхлый запах спертого воздуха непроветриваемого в течение многих десятков лет помещения. Но, к его удивлению, воздух тут ничем не отличался от того, которым он дышал всю жизнь.

Возможно, здесь все еще работала вентиляция. Но Густаву было уже не до этого. Фонарь светил все хуже и хуже. Поэтому он направился к одному из картонных ящиков, перевязанному металлическими полосками крест-накрест.

Он достал большой нож из переднего кармана, в котором прятались ножны, и просунул его под пластину. Полоски отскочили в стороны с противным дребезжанием, и тут же где-то на заднем дворе раздался крик.

Человеческий крик.

– Кто ты такой, блядь? Кто ты, мать твою, такой?!

Густав, щурясь от солнца, целился и смотрел на верещавшего человека. Тот был очень худой, потрепанный и лохматый. В одной руке он держал бутылку, другой же опирался о ржавый железный столб, поддерживающий навес из зеленого пластика. Но, как понимал Густав, бутылка предназначалась не для драки. На дне ее болталась какая-то мутная жидкость. Проорав очередную порцию ругательств, человек приложился к ней, жадно глотая. Кадык на его тонкой шее двигался вверх-вниз, словно затвор стреляющего автомата.

– Ну что, скажешь, кто ты такой, или молчать будешь?

Дикарь сказал это неожиданно трезвым голосом. Отер рот тыльной стороной ладони, сделал два шага назад и плюхнулся под навес, на кучу тряпья, служившую ему кроватью.

– Я странник, – сказал Густав, не опуская пистолет.

– Ох ты ж, странник, твою мать. И чего ты забыл, странник, в этом богом позабытом дерьме? Заехал сюда поразвлечься? Так тут, кроме мутов, ни одной нормальной телки не осталось. Я сначала даже думал переключиться на собак, но чертов самогон… иногда я теряюсь во времени и не знаю, что сегодня – вчера, завтра или неделя уже прошла. Поэтому, если ты по бабскому вопросу, то я тебе не помощник.

– Мне нужны батарейки.

– Че?

– Батарейки. Такие штуки, которые вставляются в электроприборы.

Густав убрал пистолет и показал дикарю фонарь.

– Не знаю, что это за хреновина. Похожа на черный член. Прям как у меня. Ты видел, что у меня член почернел? Не знаю, с какого хера. Может, я все-таки как-то по пьяни нашел тут одну симпатичную собачку. Слушай, посмотри, а?

Он начал подниматься с кровати, одновременно с этим пытаясь развязать шнурок, поддерживающий штаны на тощей заднице.

– Я не собираюсь тебе яйца осматривать! – сказал Густав. – Если снимешь сейчас свое тряпье, то я не поленюсь и в жопу тебе его затолкаю. Можешь мне поверить. А потом пристрелю, но перед этим ты немного помучаешься.

Дикарь изумленно посмотрел на странника, икнул и развел руками:

– Все, понял, не дурак. Так что тебе от меня надо, странник? И где твоя тачка?

– Моя… что?

– Тачка. Ну, машина. Корабль. Хренотень, которая возит твою жопу по этому миру и делает вгры-ы-ы-ы-м, вгрр-р-р-р-р-рым!

– Стоит возле заправки.

– Эт хорошо. А то я подумал, что ты ее сюда за собой притащил, прям вот сюда, ага. А это дерьмо дорого мне, как дом, милый дом. – Дикарь расхохотался и снова приложился к бутылке. – Меня, кстати, Андрей зовут, я русский. Но мы же с тобой сейчас на иньере общаемся, так? Поэтому зови меня Эндрю. Я согласный. Ты откуда сам?

– Неважно. У меня к тебе один вопрос – есть тут батарейки или нет? И где у вас аптека в городе?

– Это два вопроса.

– Неважно! Ответь на оба, какая разница?

– Я люблю точность, даже сам святой отец так говорил.

Эндрю важно поднял грязный указательный палец вверх и сделал глоток. В бутылке булькнуло, и она опустела вконец.

– Мать твою, твою мать, – разочарованно пробормотал он. – Придется идти за следующей, это была последней.

– Послушай, дикарь. Я задал тебе два вопроса. Первый. И второй. Если ты не ответишь хотя бы на один из них, то я спущу вот этот курок. Это несложно, и я так делал, дайте боги памяти, тысячу раз. Нажал – и все, нет проблемы. Но ты вроде бы не проблема, просто раздражаешь меня. А когда меня что-то раздражает, то это целая проблема. Понимаешь, о чем я толкую?

– Дикарь понимает. – Эндрю медленно кивнул и хмыкнул. – Ты ведь из настоящих странников, да? Считаешь нас дикарями, а сам гребаный летчик в белом костюме и с кучей молоденьких стюардесс в мини-юбках. Но я тебе отвечу, потому что верю. Мне хочется жить, как это ни странно.