— Знаю. Я получил весть о болезни матушки и, бросив все, поспешил сюда. Я прибыл только что и счел необходимым поскорее сообщить о возвращении высочайшему начальству.

— Хм… Но сейчас никого нет на месте. Полагаю, вы могли бы просто оставить докладную записку.

Молодой человек порылся в бумагах, нашел пустой белый листок, писчие принадлежности и придвинул их к Акитаде, который начеркал несколько строк. Оторвавшись от бумаги, он заметил, что молодой хлыщ все еще сверлит недоверчивым взглядом его одежду. Прочитав записку, чиновник нахмурился и спросил:

— Может, вы испытываете недостаток в средствах? Быстро смекнув, куда он клонит, Акитада гордо проговорил:

— Вовсе нет. Если вы имеете в виду мой наряд, то знайте: я ускакал вперед от своей свиты и не взял никакой поклажи, так что по возвращении мне пришлось довольствоваться старой одеждой, негодной для носки уже несколько лет.

Юнец покраснел, потом весело улыбнулся:

— Ах вот оно что! А я-то было подумал, что кто-то вырядился в чиновника. Ну что ж, лучше вам, наверное, пойти домой и дождаться, когда сможете одеться должным образом. Наше высокое начальство, знаете ли, весьма серьезно относится к вопросам внешности. А я прослежу, чтобы они получили ваше послание. Мы пошлем за вами, когда возникнет надобность.

— Благодарю. — Акитада не счел нужным ответить молодому человеку улыбкой. Он не сомневался: теперь эта история станет предметом досужих разговоров среди родовитых друзей парня. Снедаемый гневом, он лишь небрежно кивнул юноше, который, вне всякого сомнения, превосходил его по рангу, и вышел.

По улице он шагал торопливо, стараясь не смотреть прохожим в лицо. Несмотря на яркое солнце, воздух был прохладен. Опавшая листва под ногами уже не пестрила множеством оттенков, теперь все их богатство свелось к бледно-желтому да жухло-коричневому. Это далекое от триумфального возвращение с опасного и довольно высокого поста породило в нем ощущение, будто он вернулся туда, с чего начинал. За все эти годы он так и не избавился от привычки смущаться при мысли о том, что подумают о нем люди. Такое впечатление, что холодный и нерадушный прием матушки вернул его в пучину былых сомнений. Он все твердил себе, что на самом деле ему нечего стыдиться. Он давно выбрался из бедности и прославил свое имя службой на севере. Он с достоинством разрешил множество трудных ситуаций и, несомненно, сможет принести пользу императору в будущем. Странно вот только, что он до сих пор ежится в присутствии умирающей матери да какого-то разряженного родовитого сопляка.

Дома Акитада обнаружил, что к ним приехала его сестра Акико. Она приветствовала его широкой улыбкой и первым делом не преминула похвастаться дорогущим шелковым кимоно, богато украшенным вышивкой.

— Ну? Как я выгляжу? — спросила она.

— Прекрасно! — сказал он, нисколько не кривя душой. Акико заметно располнела, и ее розовое личико светилось счастьем и довольством. Роскошные ухоженные волосы доходили почти до пола и свидетельствовали о безупречном здоровье их владелицы. Акитада перевел взгляд на Ёсико — разительный контраст болезненно отозвался в душе. Ёсико, даже будучи на два года моложе сестры, из-за худобы и скромной одежды походила на увядшую служанку. Сердце Акитады защемило от жалости.

А между тем Акико все еще выступала перед ними павой, изящно выгнув спинку и поглаживая себя по животу.

— Ты правда так считаешь? — спросила она. И тут вдруг Ёсико изумленно воскликнула:

— Акико! А ты уверена? Акитада сообразил не сразу.

— Да ты ждешь ребенка! — воскликнул он и бросился к сестре. — Как приятно услышать такую радостную новость в самый первый день после возвращения!

Акико наконец уселась с самодовольным видом.

— Да, я теперь уже точно знаю. А уж как рад Тосикагэ, его прямо-таки распирает от гордости! — Она посмотрела на Акитаду. — Ты же знаешь, у него уже есть двое взрослых сыновей.

Акитада кивнул. Он видел бумаги, сопровождавшие сделку и порядком затянувшие ее из-за сложностей доставки в отдаленную провинцию Эчиго.

— Конечно же, мое положение до сих пор было шатким. Не произведи я на свет сына, пришлось бы довольствоваться убогой участью вдовы и жить на вашем попечении в этом доме. — И она красноречиво цокнула язычком. — Тосикагэ уже не молод и может умереть в любой день, и тогда все отойдет его сыновьям, а мне — ничегошеньки.

Акитада поразился — какой холодный расчет! Теперь стало ясно, что благополучная наружность сестры не имеет никакого отношения к семейному счастью, что она тут же не преминула подтвердить.

— И знаете, это было куда как непросто, — сказала она, со вздохом похлопывая себя по животу. — Муженек мой хотеть-то хочет, да не всегда может. Мне говорили, мужчины с возрастом теряют силу. Вы представить не можете, на что мне только приходилось идти, чтобы затащить его к себе в постель…

Акитада резко оборвал ее:

— У меня нет ни малейшего желания выслушивать такие интимные подробности. А если ты так относилась к Тосикагэ, то зачем согласилась на этот брак? Ты же знала, что я в любом случае позабочусь о тебе.

Акико ответила ему горьким смешком:

— Ну да. Только кому охота стареть, находясь в услужении у матушки, сносить ее дурное настроение да капризы и выглядеть как обычная служанка? Вон посмотри на Ёсико! Что может быть хуже?! А я теперь госпожа Тосикагэ, у меня семья, дом. У меня полно нарядов, разных красивых вещиц и три девушки в услужении. К тому же теперь, когда я ношу под сердцем ребенка — сына, как я думаю, и будущего наследника, — мое положение станет надежным.

Акитада посмотрел на Ёсико — на потупленный взгляд, на сцепленные на коленях пальцы, — и его разобрала злость. Не скрывая гнева, он сказал, обращаясь к Акико:

— Твоя сестра трудится без устали, потому что матушка очень больна. И тебе следовало бы занять место рядом с ней, чтобы помогать во всем.

Акико вытаращила глаза,

— Это при том, что у меня свое хозяйство имеется? Да в моем-то положении? — возмутилась она. — Тосикагэ никогда такого не позволит.

В этот момент, словно по какому-то невероятному совпадению, зять Акитады объявился собственной персоной. Это был крупный дородный мужчина лет за пятьдесят, и лицо его сияло улыбкой, пока он не разглядел одежду Акитады, после чего, опешив, остановился в нерешительности.

Смекнув, что к чему, Акико воскликнула:

— Боже, Акитада! И где ты только откопал эти лохмотья? У тебя такой смешной вид. Тосикагэ, наверное, подумал, что ты какой-нибудь бродячий прорицатель.

— Ничего подобного! — рявкнул на нее муж. — Я сразу узнал его по благородным чертам. Рад, рад встрече и счастлив породниться! — Он подошел и обнял Акитаду, поднявшегося ему навстречу.

Обменявшись с гостем любезностями, Акитада пригласил его сесть. Когда он поздравил зятя с предстоящим отцовством, тот еще больше расплылся в улыбке и с обожанием посмотрел на Акико, которая, в свою очередь, ответила ему жеманной гримаской.