— Чего это вы утонете? — поинтересовалась я, заходя на кухню.

— В слюне захлебнемся! Садись. Давай, дуй на свое место.

Свое место? Это уголок, который я облюбовала на уютном кухонном диванчике? Какая прелесть!

Митя приготовил пасту с морепродуктами, и мы уплетали ее вприкуску с капустным пирогом. А сверху отполировали все чаем и сладостями: я стащила у ребят и пахлавы, и конфет.

— Кошмар, — сказал Митя после ужина. — Я потолстею. Надо садиться на диету.

— Я не собака, на кости не бросаюсь, — заметил Пашка.

— Ребят, вы такие хорошие, — умилилась я, растекаясь по дивану.

— Ты ей чего в чай плеснул? — всполошился Пашка. — Она окосела или придуривается?

— Придуривается, — вздохнул Митя. — Ладно, вы идите, я тут посуду помою.

— Чего это? — возразила я. — Давай лучше я, ты же готовил.

— А ты вкусняшки принесла.

Мы с Митей синхронно посмотрели на Пашку.

— Двое на одного? — возмутился он, но тут же махнул рукой. — Ай, идите отсюда. Оба! Мить, у тебя есть время, пока я мою посуду. Потом я заберу Яну.

Надо же, я тут нарасхват. Впрочем, я же приехала с ночевкой по просьбе Мити. Даже интересно, что он будет делать.

Сначала меня поставили посередине комнаты и ходили кругами, задумчиво покусывая губы. Потом поставили к стенке, велели стоять смирно, пощелкали фотоаппаратом.

— Мить, а зачем это? — поинтересовалась я.

— Хочу с цветом поиграть. У меня есть программа, как игра, где можно менять элементы одежды, цвета… Помнишь, в детстве такие куколки были, картонные, а к ним комплект одежды из бумаги?

— Я в куклы не играла.

Он смущенно улыбнулся.

— Паша программу по моим параметрам писал, для работы бывает полезно, когда у клиента нет времени на долгие примерки. Тебе навряд ли понравится торчать целый день в магазине, поэтому я хочу подобрать все заранее.

— Ой, Митя, — перебила я. — Прости, но я сразу скажу. У меня ограниченный бюджет. — Я назвала сумму. — Не планируй ничего сверх этого, пожалуйста.

— Знаешь, я с некоторыми брендами сотрудничаю… — Он сел за стол и открыл ноут, избегая моего взгляда. — И у меня бонус, могу кое-что брать бесплатно.

— Не убедительно. — Я тут же раскусила обман.

— А в подарок от меня ты ничего не примешь? — с вызовом спросил он.

Ой, нет. Где-то я уже слышала эти обиженные нотки. Не от Пашки ли?

— Примет, — спокойно произнес Пашка, появляясь в комнате. — У нее днюха скоро, уболтаем.

И этот туда же!

— Ребята, имейте совесть. Я вам все же не кукла.

— Ладно, я понял, — вздохнул Митя. — Уложимся в твой бюджет.

— Ты все? — спросил у него Пашка.

— Нет. Но идите пока, потом я, может, еще… — Он не договорил, защелкал мышкой, вынул флешку из фотоаппарата.

— Все. Отключился, — прокомментировал Пашка и добавил, посмотрев на меня: — Такой же фанатик, как ты. Только в другой сфере.

— Как будто ты не такой, — засмеялась я. — А ты обещал…

— Я помню, — кивнул он. — Пойдем на кухню, не будем ему мешать.

Судя по тому, как портилось его настроение, выполнять обещание Пашка не хотел. Он ничего такого не говорил, не злился, но мрачнел на глазах, буквально каменел лицом. И мне стало его жаль.

— Паш, расслабься, — попросила я, вновь устроившись на любимом диване. — Не хочешь — не надо. Давай просто забудем. Может, лучше об игре?

Он сел напротив и нахмурился, сведя брови в линию.

— Нет, Ян. Давай закончим. Я не хочу, чтобы ты воображала невесть что, если меня снова занесет. А еще сильнее не хочу, чтобы ты чувствовала себя виноватой или, того хуже, лишней.

Мля, не нравится мне такое начало. Не люблю я все эти психологические изыскания и откровенные разговоры, ни к чему хорошему это обычно не приводит. Мама говорит, что мне не хватает чуткости, но она ошибается.

— Мне, правда, неловко, — продолжал Пашка. — Чтобы ты поняла, я должен кое-что рассказать. Прости, что гружу этим…

— Так, хватит! — Я хлопнула ладонью по столу. — Прекрати. Я не хрустальная ваза, а твой друг. Ты же сам сказал, что это так! Поэтому просто скажи, как есть, и все.

— Яна… ну ты, как всегда… — пробормотал он.

— Резкая и колючая? — фыркнула я. — Есть вещи, которые не меняются. Я и в платьице останусь кактусом, Митя зря старается. Паш, не томи, а?

— Я тебя приревновал, — выдавил он. — К Мите.

— Э-э-э… — Попробуй тут, не зависни. Это ж никакой процессор не выдержит. — Может, немного наоборот? Его ко мне?

— У тебя все сводится к сексу.

О, а вот и упреки пошли.

— Но есть же и другие отношения, — добавил он.

— Например, дружба? — уточнила я. — Паш, ты не очумел? Это как в детском саду? Дружи со мной, у меня конфета есть?

Как обычно, разозлившись, я высказалась, а потом пожалела о несдержанности. Пашке и так тяжело об этом говорить, и навряд ли дело в обычной ревности к другу, он не такой.

Пашка молча сверлил взглядом стенку за моим плечом. Так и знала, что добром это не кончится!

— Паш, я иногда жалею, что ты не мой брат, — вырвалось у меня. Это абсолютная правда, но открывать ее я не собиралась. И не иногда я жалею, а часто. — Я как будто чувствую родство… Черт! Это ты виноват! — сорвалась я, заметив, что он побледнел. — Не хотела вываливать это на тебя. Забудь. И вообще, давай сделаем вид, что ничего этого не было.

— Мою мать лишили родительских прав, — медленно произнес Пашка. — После того, как по ее вине погибла моя младшая сестра. Она опрокинула на себя ведро с кипятком, практически сварилась заживо. В два года. — Он с трудом выталкивал из себя слова, а я забыла, как дышать, внезапно чувствуя его боль, как свою. — Мать пила, ей было не до нас. За сестренкой я смотрел, но тогда… был в школе… — Он перевел дыхание. — Яна, я не сумасшедший и не одержимый. Я давно это пережил. И никогда ни в ком не видел сестру. И ты — не она, не заменитель. И все же ты мне, как сестра. Больше, чем друг. Понимаешь?

Трындец. Да я о таком и мечтать не могла! Даже дружба с Пашкой стала подарком. А быть ему названной сестрой… Да это фантастика!

Я ущипнула себя за руку и только потом спросила:

— А при чем тут ревность к Мите?

— Другом я готов делиться, а сестрой — нет, — набычился Пашка. — У него своя есть. И целая армия поклонниц-куколок. Я испугался, что ты станешь одной из них.

Я выразительно на него посмотрела и постучала пальцем по лбу.

— Это было временное помешательство, — признался он. — Больше не повториться.