– Он… – Геллер откашлялся, – император… он в самом деле оставил мне жизнь? И все это – не ловушка?

Камилла кивнула.

– С условием, что ты навсегда покинешь империю, командор. И еще – он приказал мне узнать, почему ты, кому он доверял более, чем всем прочим, так поступил.

Геллер внимательно посмотрел в нечеловеческие глаза темной нелюди. Ни проблеска света. Черная блестящая гладь гиблого омута.

– Я… благодарен императору за то, что он оставил мне жизнь. Но ему незачем знать причину, по которой я хотел его убить.

– Хорошо. – ночница равнодушно пожала плечами, – Император предвидел такой ответ. А еще он приказал передать напоследок, что дарит тебе то, о чем ты его просил. Ты волен идти куда пожелаешь, Геллер. И уж конечно, если тебе суждено погибнуть – то ты сможешь погибнуть, как подобает воину.

Геллер взглянул на Камиллу, и отчего-то ему стало нехорошо на сердце: на бледных губах темной нелюди застыла странная улыбка. Словно ей было известно нечто такое, о чем Геллеру знать не полагалось.

* * *

Уходя, болотная ночница показала Геллеру небольшой тайничок, где его ожидали одежда, оружие и увесистый замшевый мешочек, туго набитый золотыми кругляшками с профилем Квентиса Доброго.

Геллер переночевал в хижине, а поутру купил резвого жеребца и, никем не узнанный и не замеченный, покинул столицу.

Путь его лежал на запад – это командор решил еще ночью, пока ворочался без сна. Там, за топями Кайэра, куда не смогли дотянуться жадные лапы предков нынешнего властелина, жили полудикие кочевники. Народ, ценящий только свою свободу – и дикое, всепожирающее пламя войны. Одетые в шкуры, на мохнатых, коренастых лошадках кочевники незаметно просачивались сквозь Кайэрские болота и пускали кровь самодовольной империи. Пленных не брали. Никогда.

Геллер и сам не знал, почему он повернул на запад. Откуда-то появилась в его голове мысль, что обрести свободу можно только с теми, кто ценит ее превыше всего. Возможно, это были всего лишь чьи-то слова, услышанные еще в далеком детстве? Геллер не знал. Да и не задумывался.

Дорога, вспоровшая блекло-желтое покрывало степи, серой лентой ложилась под ноги коню. Небо – затянутое тучами, как и накануне, сыпало мелким холодным дождем. Закутавшись в плащ, гордо выпрямившись в седле, командор Геллер Накори покидал империю.

Когда-то империя была для него всем. Теперь… остался только прах безликих, суетных желаний, над которым легким дымком еще вились воспоминания прожитых лет.

Когда же все это началось?

… До того, как гонцы доставили Геллера и еще сотню детей ко двору, он не считал годы. Даже не знал, сколько ему лет – и в этом не было ничего удивительного: бедняки живут сегодняшним днем, предпочитая не вспоминать прошлое – и не задумываться о будущем. Когда его забирали, Гейла, сестренка, уже начала ходить, с трудом передвигая искривленные болезнью ноги. Девочка была младше Геллера, он хорошо помнил тот день, когда она появилась на свет. И также хорошо помнил, как, несколько лет спустя, едва смог отбить ее у дикого пса. Правда, у Гейлы осталась отметина на всю жизнь – рваный шрам через ключицу…

Тогда Геллер не подозревал, что сотня оборванцев, собранных в столице с близлежащих земель – всего лишь игрушки для подрастающего наследника. Как оказалось в последствии, будущий император хотел развлечений. Но разве достойно наследника великой державы забавляться так, как это делают дети простых смертных?

Прошли годы. Император вырос. А мальчишки, привезенные для него, стали элитой гвардии, охраной властелина. Сам Геллер, по непонятной причине, пользовался особыми милостями Императора, тенью следовал за ним. У Геллера не было ничего. Да и сам он принадлежал Императору.

Порой Геллер думал о своей семье и о том, что могло с ней статься за эти долгие и так незаметно пролетевшие пятнадцать лет. Довелось как-то побывать в родном поселке, но он не застал не то что семьи, даже тех людей, кто мог бы что-нибудь сказать о ней. Единственное слово, страшное и беспощадное, осталось от той поездки – мор. И Геллер решил, что те, кого он так любил, давно отошли в мир иной.

Это оказалось на удивление тяжело и больно. Он возжигал благовония на алтаре всех богов, чтобы души родных насытились белесым, тающим в полумраке храма дымом. И, до рези в глазах вглядываясь в сплетение света и теней, видел их такими, какими вынес, спеленал в зыбких покровах памяти из своего недолгого детства.

… А потом случилось то, чего он никак не мог ожидать, будучи верной тенью Императора. Вообще, Геллер всегда знал, что беда является без стука – пинком распахивает дверь.

– Ну что, командор, прогуляемся?

– Да, мой повелитель.

– Возьми с собой Эргоса, Керма и Ларри.

– Да, мой повелитель.

С некоторых пор император питал слабость к обществу самого презренного сброда и продажных женщин. А охрана должна была следовать за своим повелителем.

И вот – грязный притон на окраине города. Одноглазый сутенер, подобострастно изогнувшись перед многозначительностью черной маски и блеском золотого шиться на камзоле, что-то прошептал властелину. Тот, рассмеявшись, кивнул.

…Девушку притащили волоком. Геллер со смесью жалости и омерзения посмотрел на нее, на грязные лохмотья, едва прикрывавшие тело, перевел взгляд на императора и поспешно отвернулся. В конце концов, ему не было дела до развлечений владыки.

– Глядите, милорд! Хоть у нее и кривые ноги – но личико, как самая прекрасная роза!

Схватив нищенку за длинные черные волосы, одноглазый заставил ее поднять голову и посмотреть на императора.

В тот миг Геллер подумал, что и в самом деле – никогда еще не видел ничего подобного. При дворе было много красивых женщин, но все они носили на своих лицах печать порока. Лицо же юной девушки дышало свежестью… и невинностью.

– В самом деле, – задумчиво молвил владыка, – где вы ее нашли?

– Пришла утром в город. Ищет кого-то… Да и попала к нам! – одноглазый сплюнул на пол, – ну так что, милорд? Десять золотых. Разве много за такую жемчужину?

Свежее личико несчастной исказилось от боли. Она рванулась вперед, к императору.

– Господин! Господин! Отпустите меня… зачем… я вам нужна?…

По ее чумазым щекам покатились слезы.

– Позвольте… мне уйти… милорд! Зачем, зачем вам жалкая нищенка?

Она уже рыдала, и худенькие плечи тряслись под задубевшими от грязи лохмотьями.

– Замолчи, – холодно обронил император. В его холеных пальцах жарко блеснуло золото, отразилось в единственном глазу сутенера.

Монеты перекочевали из рук в руки. Император подошел к распластавшейся на грязном полу нищенке и, грубо схватив ее за локоть, поставил на ноги. Прошипел:

– Дура! Прекрати реветь!

…Все произошло слишком быстро.