— Ну да, только тебя не арестовывали, не возили в участок и не угрожали сроком в двадцать пять лет в карцере в Калькутте. Или проказой. Хочешь побыть в камере с прокаженными?

— Нет. Но послушай, Нэнси…

— Как ты мог послать меня сюда? А в следующий раз сделаешь ход посильнее и отправишь в Северную Корею?

— Нэнси, прошу тебя, позволь мне объяснить…

Сделав над собой усилие, Нэнси замолчала в ожидании извинений.

— До сегодняшнего утра я был в полном неведении относительно всего этого. И ни за что не отправил бы тебя в Индию, если б знал, что газета втянута в шпионский скандал между Индией и Китаем. Что касается Антона, это полный бред.

— Расскажи это местному гестапо.

— Слушай, индусы и китайцы — параноики. Они постоянно нагоняют страху друг на друга и ищут повод для придирок.

Нэнси промолчала.

Дэн Фишер продолжил:

— Так вот, утром меня подняли с постели два офицера ЦРУ и заявили, что обязаны нанести мне визит, поскольку их индийские коллеги запросили сведения о Херцоге. Они сказали, что не верят обвинениям, так как, по их данным, Херцог никогда не сотрудничал с разведслужбами. Я сказал, что тоже уверен, что дело сфабриковано. Антон мой друг, я знаю его много лет. В жизни не слышал большей нелепости.

— Если он твой друг, почему ж ты не пытаешься отыскать его?

Нэнси яростно замахала приближающемуся такси — машина скользнула к тротуару и притормозила рядом. Она открыла дверь и забралась внутрь.

— Секундочку, Дэн… Отвезите меня, пожалуйста, в офис редакции «Интернэшнл геральд трибьюн» на Акбар-стрит.

— Нэнси, это ведь не первая «самоволка» Антона. Все очень даже в его духе.

— Но не на три месяца, Дэн.

— Знаешь, ЦРУ откровенно дало понять: самое лучшее сейчас — ничего не предпринимать.

— Очень удобно — для тебя.

— Перестань, Нэнси. Это нечестно.

До Нэнси вдруг дошло, что она по-прежнему сжимает в руках грязную тряпку с завернутой в ней жуткой костью. Это обстоятельство очень смутило ее. Она почувствовала: бог знает почему, но ей не хочется сообщать Дэну Фишеру о костяной трубе. Следом она ощутила огромное желание попросить водителя отвезти ее куда-нибудь в другое место, подальше от редакции, от истории с Херцогом — туда, где можно спокойно подумать и разобраться, что, в конце концов, происходит.

— Слушай, Дэн, я сейчас поеду в редакцию или еще куда-то, где меня не будут доставать и арестовывать. Попозже перезвоню.

— Конечно, Нэнси. Но ты в порядке?

— Ага, настолько «в порядке», насколько может быть в порядке человек, которого выдернули из ступора десинхроза,[10]привезли на допрос и пригрозили пожизненным заключением.

— Мне жаль… Нет, правда, очень жаль. И прошу тебя, пожалуйста, успокойся. Мы делаем все возможное, чтобы уладить этот вопрос. Глава комитета международных отношений в сенате свяжется с индийским послом. Постарайся успокоиться, набросай рассказик в местном колорите, чтобы как-то отвлечься. Ну, например, о слонах или о земледелии… Очень скоро мы все проясним. Обещаю. Очень важно, чтобы ты оставалась там. Антон всегда хотел, чтобы именно ты заменила его, если он вдруг пропадет без вести. Сделай это ради него.

У Нэнси вдруг закружилась голова.

— Что ты имеешь в виду? Это он велел тебе послать меня сюда?

— Он. Я обычно советуюсь с руководством, кого бы они порекомендовали на вакансии региональных представителей редакции. Антон постоянно твердил, что ты — идеальная кандидатура для работы в Южной Азии.

— Да он не знал меня совсем! А я видела его лишь изредка. И парой слов с ним не перекинулась…

— Ну газету-то он читает, согласна? И твои статьи не пропускает.

— Значит, он был в курсе, что я еду в Дели?

— Да откуда? Мы с ним не общались с тех пор, как он пропал. Я хотел сказать, что Антон всегда рекомендовал мне тебя. И очень настоятельно, словно, кроме тебя, с этой работой не справился бы никто. Потому я и обрадовался, когда понял, что ты тоже хочешь этого.

Нэнси в замешательстве покачала головой: Дэн Фишер не знал, что костяную трубу прислали именно для нее, он не был посвящен в инсинуации инспектора Лалла. Она склонялась к мысли, что Херцог все же знал — каким образом, неясно — о ее прибытии в Дели. Может, он был уверен в силе своего влияния на редактора, достаточной для выбора кандидатуры Нэнси. Может, он сознательно шел на риск — вдруг выгорит. Чтобы удивить ее, запутать, сбить с толку. Вот только зачем, с какой целью? Смысла она не видела. На мгновение Нэнси замутило, а потом напала странная апатия — будто ею управляли силы, недоступные пониманию. Она вспомнила свое необъяснимое стремление отправиться в Индию, яркие и повторяющиеся сны о горных зеленых долинах Тибета. Вспомнила, что именно Херцог выдвинул ее на репортерскую стипендию в Сорбонне и, выходит, на эту должность тоже… Но в следующую секунду она припомнила, как и почему ее только что выпустили из полиции, и гнев охватил ее снова.

— Весьма польщена… Еще не знаю, черт побери, что обо всем этом думать, но потрясена до глубины души. Очарована и счастлива! Раз уж я такая важная шишка, задам тебе вопрос, который вертится у меня в голове: почему бы нам просто не тиснуть в печать материал об исчезновении Антона? Поведаем всем о его пропаже, расскажем людям, что индийская полиция работает «без тормозов»? Раздуем уголек.

— Нэнси, пожалуйста, потерпи немного. Да, со временем можно будет применить такую тактику. Но в данный момент мы нуждаемся в помощи местной власти. Не время сейчас раздражать их.

— Уверяю тебя, инспектор Лалл и его дружки уже выказали ко мне предостаточно раздражения. Я не понимаю тебя, Дэн. Антон твой друг, он член нашей команды, а ты бросаешь его на произвол судьбы.

— Нэнси, тебе придется смириться с моим требованием. Я тебя понимаю, но прошу поверить: я знаю, что делаю. Постарайся успокоиться. Обещай, что ты сделаешь хотя бы это.

— Ну конечно, я успокоюсь. Направлю свои стопы прямиком в Кералу,[11]где погружусь в йога-ретрит и займусь сравнением Аштанги[12]с Натхой,[13]если ты этого хочешь. Только прошу тебя, дай мне знать, если появится что-то новое. А если от меня долго не будет вестей — ты знаешь, где меня искать. В этой чертовой тюрьме в Калькутте.