Вплотную к этой линии разлома примыкает как сепаратизм, так и очень опасный его инструмент – радикальный исламизм.

Несмотря на реальную опасность, исходящую от радикальных исламистских организаций на территории России, их опасность на самом деле в значительной степени демонизирована – причем в этой демонизации заинтересованы как центральные власти, так и сами сепаратисты. Парадокс – и поэтому есть смысл вкратце объяснить его.

С разной степенью интенсивности радикальный исламский фактор использовался в Чечне, Башкирии и Татарстане – основных исламских регионах России. Однако как ни странно, но исламские фундаменталисты нетрадиционного для России ханбалитского толка в течение 20 лет с момента появления их миссионеров (в том числе и вооруженных) практически не получили значимой поддержки среди населения этих регионов. Даже в Чечне, где присутствие арабских радикалов носило наиболее явный характер, они были использованы исключительно как инструмент, с помощью которого местные сепаратистские элиты могли сносить действующую власть либо шантажировать её такой возможностью. Традиционное неприятие чужаков, сильные националистические настроения среди коренного населения этих регионов никогда не позволят салафитам получить доступ к реальной власти. Собственно, именно это и произошло в той же Чечне, где традиционное суфийское направление довольно быстро взяло верх, как только сепаратизм был признан нецелесообразным на текущем этапе.

Рост влияния исламистов в Татарстане носит также во многом искусственный характер. Только благодаря откровенной поддержке местных властей представители ханбалитского направления получают доступ к культовым учреждениям, открывают учебные заведения, проводят вербовочную работу среди явно маргинальных слоев населения. Власти вполне резонно полагают, что ситуация полностью находится под их контролем – однако в условиях существенного ослабления центральной власти используют деятельность радикальных исламистов исключительно с точки зрения давления на Москву, представляя себя и только себя единственно способной силой, способной удержать распространение заразы. На этом фоне местные элиты позволяют себе откровенно сепаратистские и фрондерские действия, направленные на ослабление влияния федеральной власти.

Тем не менее, опасность неконтролируемого распространения идей радикального ислама вполне реальна. Наплыв гастарбайтеров и разделение страны на пассивное коренное население и агрессивных пришельцев, не ассиммилирующихся и не желающих становиться частью российского общества, ведет не сколько к врастанию этой многочисленной группы живущих на территории страны лиц в наше общество, столько к замещении ею коренных популяций на важных экономических уровнях. Так, сегодня основная мелкая розничная торговля, транспорт, значительная доля строительства, системы ЖКХ критически зависима от приезжей рабочей силы.

Недовольство, вызванное наплывом и всё более агрессивным поведением пришельцев, структурирующихся в неподконтрольные этнические группировки самого разного характера – включая и откровенно криминальные – создаёт еще одну линию разлома, которая старательно поддерживается как властью, так и СМИ. Именно в мигрантской среде, которая практически неподконтрольна в своей внутренней деятельности, радикальные идеи крайне востребованы – ощущая социальную несправедливость, враждебное отношение коренного населения, мигранты ищут объединяющие их признаки. Ислам дает им объединяющую идею, а радикальные его направления – простые методы разрешения проблем.

И эта опасность совершенно реальна и наиболее критична в регионах, в которых мигранты составляют значительную долю населения, равно как и в депрессивных регионах, в которых агрессивное поведение позволяет некоренным популяциям отвоевывать за счет сплоченности ключевые сферы деятельности, приносящие доход – в том числе и власть, как основной источник доступа к ресурсам. Внедряя своих представителей во властные структуры, некоренное население ускоренно получает российское гражданство и создает малоконтролируемые извне анклавы. Особую опасность в этом смысле представляют критически важные северные регионы и места добычи стратегических ресурсов – нефти и газа.

Наконец, последняя в списке – но не по значению – линия, по которой проходит разлом – это сам характер российской власти. Она слишком уж напоминает рухнувшие арабские режимы, чтобы не замечать аналогий и угроз, исходящих из них.

Во-первых, традиционная несменяемость власти и её склонность к ригидности, застою ведут к обособлению правящей элиты, отчуждению её от народа и вообще от страны.

Во-вторых, власть традиционно уповает на рефлекторность и интуитивность принимаемых решений, скептически относясь к планомерному и системному подходу к решению любых проблем. Волевые решения, выглядящие эффектно, практически никогда не бывают эффективными – что усугубляет существующие десятилетиями проблемы и создаёт новые.

Деградация российской науки, выразившаяся наиболее наглядно в недавних скандалах вокруг покупки докторских и кандидатских диссертаций и коррумпированность самой системы ВАК до самого её верха, привела к тому, что наука перестала служить государству. Научный подход к решению сложнейших многофакторных проблем подменяется вполне волюнтаристскими решениями власти, выгоды от которых краткосрочны, но при этом создают целую цепь новых неразрешимых проблем.

Наиболее характерный пример – даже тогда, когда «сланцевая революция» в США уже привела к тектоническим сдвигам в мировой газовой отрасли, когда рынок сжиженного природного газа стал развиваться стремительными темпами, руководство крупнейшей российской компании «Газпром» продолжало утверждать и убеждать, что никаких опасностей для его нормальной обычной деятельности не существует. Только в конце 2012 года президент Путин, наконец, потребовал представить ему новую стратегию развития газовой отрасли страны в свете новых реалий. На момент написания этой книги стратегия так и не была ни представлена, ни озвучена, ни хотя бы сформулирована.

Надежда на лидерские качества как источник волевых и рациональных решений присуща не только власти, но и значительной части общества. Поэтому здесь создается противоречие между разными группами общества. Одна часть требует смены лидера – причем зачастую вне конструктивных предложений, другая часть требует предоставить действующему лидеру свободы принятия решений, совершенно не представляя существования групп влияния, принимающих те или иные решения. Некоторые требуют полного переформатирования политического поля, рассчитывая на внезапное появление из ниоткуда новых лиц и новых лидеров – в общем, на этом направлении существует настолько богатый перечень разломов, что сама по себе эта объективная причина способна развалить государственный строй при наступлении благоприятных условий чуть ли не одномоментно.

Крайне незначительными представляются голоса, которые требуют или предлагают полностью изменить саму систему выработки и принятия решений – как стратегических, так и на тактическом уровне. Систему, не зависящую от личности руководителя, сбалансированную существованием различных институтов как вертикальной иерархической, так и горизонтальной сетевой структуры. В этом случае смена руководителей на любых уровнях не будет являться катастрофой для страны. Но наш прежний опыт, опыт Китая, Индии, того же Ирана – которые довольно похожи на Россию своим историческим развитием и способами решения проблем – совершенно не востребован на нынешнем этапе существования страны.