* * *

…Белое лицо Светлова было похоже на маску, полуприкрытые глаза казались безжизненнее, чем если бы они были закрыты совсем. И только на виске пульсировала синяя жилка, нежной тенью вырисовываясь ниже окровавленных бинтов на голове.

— Светлов! — позвала я. — Ты жив?

Светлов дрогнул веками и глянул на нас.

— А… — еле выговорил он. — Я сейчас… сядь… тебе… Иванова.

Я присела на край кровати.

— Я слушаю, Леша. Говори.

— Я не сумасшедший… — пробормотал Светлов. — Лаборатория… найдите ее. Романовский… он все… все… Со мной все…

— Что ты несешь? У тебя легкая травма, ничего с тобой не случится.

— Да?.. — Пренебрежительная усмешка искривила его губы. — Ты меня… меня учишь?.. меня? — Хриплое подобие смеха болезненно сотрясло хрупкую тишину. — Найди Романовского… скажи ему… скажи: «Светлячки исчезают… с рассветом… рассветом…» Поняла?

— Светлячки исчезают с рассветом? — едва ли не по слогам повторила я.

Светлов закрыл глаза и минут пять лежал молча, не шевелясь и как будто даже не дыша. Наконец веки разомкнулись, и он сказал почти нормальным, ясным, негромким голосом:

— Романовский скажет, что делать. Найдите лабораторию, она на заводе… завод. Ты знаешь завод?..

— Какой завод, их много! Какой?

— Позорные ублюдки… Но они не так виноваты, как… э-эх!..

— Кто такой Светлячок? — почти тормошила его я. — Если ты хочешь, чтобы я тебе верила, скажи, кто такой Светлячок? Где его найти?

— Ты не увидишь его. Никогда, никогда… Он не нужен… и без него… Все. Иди.

— Кто такой Светлячок?

— Эй ты, мымра! — надвинулся Кузнецов, озлобленно насупив брови. — Ты че его дергаешь, полегче там!

Светлов улыбнулся чистой детской улыбкой и чуть вздрогнул.

— Иди… Больше не приходи сюда.

* * *

— Психопаты, параноики несчастные! — злобно ругалась я. — Связалась на свою голову с кретинами. А ты, даун недоделанный, — повернулась я к Кузнецову, — какого черта ты требовал отдать нам Светлова? Он же умер бы в пути, у него вся голова разбита.

— Придут в больницу, добьют… — пробурчал Кузнецов.

— Кто?!

— Найдутся люди добрые, лейсманы с анкутдиновыми.

— Не трожь ты Анкутдинова! Я ему и то больше верю, чем твоему полоумному Светлову.

— Ладно, — снова вмешалась Бессонова, — что делать-то будем?

— Искать Романовского, — ответил Кузнецов. — Так, госпожа Иванова? — сунулся он ко мне с елейным голосом.

Я посмотрела на его умильную харю и, не выдержав, рассмеялась.

— Ладно, а где его искать?

— А вот это проблема. Он дома неделями не появляется, пидор чертов.

— То есть?

— Так он же у нас нетрадиционной сексуальной ориентации, — дискантом кастрированного ягненка проблеял Кузнецов и достал бутылку пива.

— А в гей-клуб он ходит? — поинтересовалась я. — Или некуда?

— О! — воскликнул Кузнецов. — Идея! Есть у нас такое заведение, «Конфидент» называется, так он там часто зависает. Там у меня бармен знакомый, Вано зовут, он мне весь расклад скажет, че к чему.

— Ну хорошо, — согласилась я.

Внезапно Кузнецов прильнул к лобовому стеклу и в следующую секунду разразился громовым хохотом, да так, что Лена от неожиданности икнула, а я нажала на тормоза, и идущая сзади «десятка» чудом не налетела на бампер моей машины.

— Ты же ржешь, как лошадь! — недовольно проговорила Бессонова.

— Какая там еще л-лошадь?.. — не переставая заливаться хохотом, отмахнулся Костя. — Глянь, Казаков!

На обочине дороги, в направлении, указанном Кузнецовым, стоял милицейский «газик» с милой сердцу каждого алкаша аббревиатурой «ППС» (патрульно-постовая служба). Возле нее стояли двое молодцеватых служителей правопорядка и о чем-то (вероятно, о погоде) мило беседовали с отчаянно шатающимся в тщетных попытках сохранить строгий перпендикуляр с планетой молодым человеком.

Последний жестикулировал и махал руками, очевидно, указывая патрульным на красоты окружающего пейзажа.

— Заластали урода! — резюмировал Кузнецов. — Да он, похоже, наглухо!

— Интеллектуалы! — иронически проговорила я. — Это ведь тоже чемпион «Брейн-ринга» и «светлячок»?

— Угу, — подтвердил Кузнецов.

— Хочешь, отмажу его? Я знаю этих пэпээсников: один Дима, а другой то ли Коля, то ли Тимур.

— Ну, если это у тебя лучше получится, чем у меня, валяй, отмазывай.

Я притормозила у самой «кареты» ППС и, выглянув из окна через колени Кузнецова, крикнула:

— Привет, Дим! Ты с этим гражданином о поэзии беседуешь, да?

— Ага, о поэзии!.. — гнусавым голосом вякнул Казаков. — «Считай, по-нашему, мы выпили немного…» называется. Стихотво… стихотов… стих такой, в общем.

— А вы, гражданин, лучше озаботьтесь своим драгоценным здоровьем, — с трогательной внимательностью напомнил патрульный. Потом он снизошел и до меня. — Это ты, Тань? Че не заходишь?

«Гм, а что я забыла в их РОВД?» — подумала я.

— Дима, выполни одну мою просьбу, и я обязательно навещу на днях, — коварно пообещала я.

— Хоть две, дорогая! — галантно козырнул сержант Дмитрий.

— Отпусти этого товарища, а? Как тебя — Костя Казаков, да?

— «Не запирайте, люди, плачут дома детки!..» — фальшиво завыл Казаков, демонстрируя полное отсутствие вокальных данных.

— Казаков, кретин, задрай хлебало! — крикнул Кузнецов. — Где это ты так нажрался?

— «Ну я ж пил из горлышку, с устатку и не евши… что ж вы хотите?» — продолжал гнусить тот.

— Димочка, ну пожалуйста! — Я улыбнулась и вложила в голос все обаяние и чувственность, какие смогла из себя выжать.

— Вали отсюда, Высоцкий! — и с этими словами сержант произвел профилактическое касание спины заблудшего гражданина дубинкой. — Не забудь, Тань! Ты обещала.

Машина ППС уехала под дикое завывание Казакова: «…Вы не глядите-е, шта-а Серрежа фысе киваи-ить… он соображаить… ен усе понимаить… а шта-а-а мычит, так ето он от волнення… от осознання… так сказать, и просветлення!..»

— Еще один подарочек! И тоже Костя, — пробормотала я. — Уж и везет мне сегодня!

— «Р-р-разбудит утром не петух, пррокукарекав… серржант подымет… тоись как чилавеков!..» — прогрохотал Казаков и упал лицом в сиденье.

— О господи! — взмолилась я. — За что?!

— С тобой, Кузнецов, только трупы коллекционировать, — сказала я, паркуя машину на стоянке возле «Конфидент-клуба». — Сначала Светлова хотел забрать, потом вот это чудо. — Я ткнула пальцем в направлении испускающего витиеватый храп Казакова. — Ну и надышал он тут!