Однажды он шел со своим приятелем по улице Горького, им встретился какой-то человек. Он работал редактором на радио. Редактор подошел и обратился к приятелю, проговорил озабоченно:

– Слушай, мне надо в редакцию какого-нибудь молодого парня, без амбиций, который может писать все что угодно за маленькую зарплату. У тебя, случайно, никого нет?

– Вот. Пожалуйста, – ответил приятель, указывая на Войновича, стоящего рядом. – Молодой, без амбиций, может писать все что угодно и за бесплатно.

Видимо, у редактора было безвыходное положение, и он согласился. Взял Войновича на работу, не понимая, кого берет. Володя тогда и сам не понимал, кто он. Это все равно что взять золотой шлем Александра Македонского и пользоваться им как рукомойником.

В эти дни Гагарин полетел в космос. В отдел позвонили и прокричали: «Срочно нужна песня о космонавте! Оскар Фельцман уже написал музыку, нужны стихи. Срочно!»

Завотделом, опытная редактор, стала обзванивать маститых поэтов: нужны стихи срочно, за два дня максимум.

Маститые поэты обижались: какие два дня… мы что, халтурщики? Надо обдумать, потом создать…

Ситуация становилась критической.

Тогда Володя присел на краешек стула и за полчаса написал: «Заправлены в планшеты космические карты, и штурман уточняет в последний раз маршрут. Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом, у нас еще в запасе четырнадцать минут…» Впоследствии слово «закурим» пришлось заменить на «споемте», потому что началась кампания против курения. «Закурим» – безусловно, лучше. Какие это мудаки начнут петь перед стартом, тем более таким опасным?

Завотделом прочитала, быстро позвонила Фельцману и сказала:

– Мы получили прекрасные стихи, их написал молодой талант, надежда нашей поэзии.

Фельцман мог не согласиться на неизвестного автора, но капризничать было некогда. Гагарин уже летит и уже возвращается. Оскар Борисович согласился.

Песня стала гимном космонавтов. Ее хочется петь непрестанно. Она не надоедает и не стареет.

Слова из песни цитировал с высоких трибун уютный пузатый Хрущев. Звезда Войновича взметнулась и зажглась.

Однажды он вернулся домой сильно выпивши. Его комната была в конце коридора коммунальной квартиры. Он мысленно провел прямую от своих глаз до дверей комнаты, сосредоточился и зашагал по этой прямой. Достиг дверей, вошел в комнату и, не раздеваясь, грохнулся на диван. И тут же заснул. А когда проснулся, увидел на столе идиллическую картинку: тарелочка, на ней почищенная и аккуратно порезанная селедочка, сверху посыпанная зеленым лучком. Рядом телеграмма, прислоненная к стакану.

Володя протянул руку, взял телеграмму, прочитал: «Поздравляю, желаю больших успехов на пыльных тропинках литературы. Александр Твардовский».

Володя решил с похмелья, что приходил Твардовский, почистил селедку, посыпал лучком и ушел.

Он снова заснул с улыбкой на лице. Ведь не к каждому приходит домой великий Твардовский и даже чистит селедку.

Потом выяснилось, что в его отсутствие приходила сестра Фаина, вытащила из почтового ящика телеграмму, потом приготовила селедку и поставила рядом с телеграммой.

Большой настоящий успех пришел к нему после публикации в «Новом мире» двух рассказов: «Хочу быть честным» и «Расстояние в полкилометра».

В этот период он уже начинал писать своего «Чонкина». Он знал, что это будет главная книга его жизни.

Все складывалось счастливо. Его востребованность, успех, любовь. В это время он женился на Ире – девушке своей мечты. Ради нее он пожертвовал Валей Болтушкиной. Это было непросто, но…

С Ирой он уехал в эмиграцию. Это было трудное время. Эмиграция – большое испытание. Но он не сам в нее отправился. Его выдавили из страны.

У Войновича – социальный характер. Он не умеет быть равнодушным к тому, что происходит в обществе. Он не терпит несправедливости. Не выносит, когда им манипулируют, попирают.

Можно сказать: упрямый. Но это что-то большее. Это потребность справедливости.

Горьковский Данко разорвал себе грудь, достал сердце и понес его как факел. Охота ему разрывать свою грудь? Но он должен был освещать путь идущим. Та же позиция и у Войновича. Все кончилось тем, что его выгнали из страны. И это не самое плохое. Могли бы дать в подъезде по башке, так многих убирали. Действовали, как уголовники.

Володя не был уверен в своем завтрашнем дне, но все равно не поддавался давлению, стоял на своем. Жертвовал жизнью ради правды. Он был и остался ПРАВОзащитник.

Владимир Войнович – один из немногих нравственных идеалов, которые освещали нашу жизнь. К ним я отношу Лихачева, Ростроповича, Сахарова. Такие люди разбивают тьму и указывают путь, как огонек в ночном лесу. Становится понятно: куда идти, в какую сторону.

Ира, жена Володи, – преподаватель. Однажды ученики подарили ей картину. Она принесла ее домой и повесила на стену. Володя смотрел, смотрел… Ему не нравился фон картины. Он купил краски, кисточки и поправил фон. Затемнил или, наоборот, сделал светлее. Картина стала много лучше.

И с этого началось. В Володе проклюнулся художник. Он стал писать картины.

Картины похожи на его прозу. Он никогда не льстит тем, кого изображает.

Илья Глазунов – откровенно льстит своим героям. У него на портретах глаза огромные, как у инопланетян. Конечно, будешь красивым с такими очами. Глазунов – прекрасный художник, высокий профессионал. Я не хочу сказать, что он пишет хуже, чем Войнович. Но Войнович – честен во всем и до конца. Никакого конформизма. В этом и есть его сущность.

Перестройка вернула Володе гражданство. Горбачев дал ему квартиру.

Войнович уже имел гражданство в Германии, но тем не менее с удовольствием перечеркнул свою эмиграцию и вернулся в Москву.

В Доме литераторов проходили его творческие вечера. Я помню эти переполненные залы. Сидели на ступеньках, только что не висели на люстрах.

Народ любил его творчество и его гражданский подвиг. Он рисковал собой ради нас всех.

Войнович стоял на сцене и улыбался своими крупными зубами.

Он больше не выглядел зашмарканным. На нем был немецкий твидовый пиджак и новые брюки. Но особого шика тоже не наблюдалось. Вид был усредненный, среднестатистический. Но все это не имело никакого значения. Зал рукоплескал ему и любил. И я тоже стояла в зале, и рукоплескала, и восхищалась. В первых рядах сидела его жена Ира, одетая скромно и дорого. И их дочь – милая девочка Оля, неуловимо похожая на Володю.

Это было хорошее время, буквально звездный час.

Однако судьба не любит, когда долго все хорошо. Ира тяжело заболела.

Они долго сражались с болезнью, но однажды Ира сказала: «Я устала. Я больше не могу, я буду умирать».

Это были скорбные минуты.