С трудом сдерживая смешок, поджимаю губы и лишь отрицательно качаю головой в ответ. Уверена, Терехов видит меня насквозь, поэтому теперь он улыбается и глазами.

— Равиоли, — произносит появившийся официант, ставит большую тарелку перед моим собеседником и обращается ко мне: — Не передумали?

Понимая, что это единственный шанс отвлечься, прошу принести меню. Официант удаляется буквально на несколько секунд, после чего передает мне в руки папку из приятной на ощупь кожи. Хватаюсь за нее, как за спасательный круг, и углубляюсь в чтение, стараясь сосредоточиться на названии блюд и составляющих их ингредиентов.

— Мария, — произносит Терехов и, дождавшись, когда я посмотрю на него, продолжает: — Простите за дерзость, но у вас очень красивая улыбка, — и он снова улыбается.

Я не могу сдержаться и еле заметно, но все-таки улыбаюсь в ответ. Конечно, Терехов — не такое чудовище, которым казался мне еще несколько минут назад, но здравый рассудок подсказывает, что нужно держаться от него на расстоянии. Интересно, а какие планы относительно меня у Феофана Эрнестовича?

Оказываюсь на рабочем месте только в 10–30 утра. На моем столе стоит огромная корзина с ярко-оранжевыми цветами, а в нее аккуратно вложен бежевый конверт без логотипа формата С4, на котором написано каллиграфическим почерком: «Варнас Марии». Лидочка и Аня повернули головы и в тишине следят за каждым моим движением. Извлекаю из конверта содержимое и невольно приоткрываю рот — прошитый договор с «Оушен». Пролистываю и вижу подпись Терехова. Хоть какая-то польза от вчерашнего вечера! Впрочем, все было не так ужасно: после комплимента относительно моей улыбки мы перешли к рабочим моментам, которые обсуждали до конца ужина. Через полтора часа я все-таки набралась храбрости и сообщила, что мне пора идти, иначе эта встреча никогда бы не закончилась. Я даже хотела закрыть счет, но Терехов смерил меня уничижительным взглядом, поэтому ничего не оставалось, как попрощаться с ним и испариться.

— Что там? — спрашивает Аня.

— Ничего, просто договор, — отвечаю я.

— От кого? Там в цветах еще записка, — Лидочка приподнимается, но заметив мой строгий взгляд, сразу же садится на место. — Мы ничего не трогали!

Распечатываю маленький конвертик и обнаруживаю там визитку Терехова. На оборотной стороне написано таким же каллиграфическим почерком: «Жду скан счета на свою почту». Меня одновременно охватывают и паника, и радость. Здравый рассудок вопит, сдабривая вопль нецензурной бранью, что все это не к добру, что стоит подвеситься на синем платке, который я вчера нацепила на «деловой ужин», причем сделать это нужно как можно быстрее, пока Терехов не добрался до меня, напомнив про «должок». В такт тщеславию, напевающему «Ты — самая умная, ты самая — красивая», самолюбие триумфально дудит в фанфары, пытаясь тем самым заглушить вопль здравого рассудка.

Прячу визитку в карман брюк, беру договор в левую руку, правой рукой достаю из сумки мобильный телефон и направляюсь к Рябинову.

— Привет, — сажусь в кресло напротив него.

— Привет, Маш, — он продолжает стучать пальцами по клавиатуре. — Через два часа совещание у Петровича.

— Я поэтому и пришла, — с этими словами кладу договор ему на стол.

— Что это? — он отвлекается.

— Договор с «Оушен».

— Зачем он мне? — он грустно вздыхает и отворачивается.

— Подписан с их стороны.

Рябинов вскакивает, потом снова садится, выпивает стоящий перед ним бокал воды, снова встает, хватает договор и принимается ходить по кабинету, внимательно вчитываясь в документ. Снова бормочет себе под нос что-то нечленораздельное, то хихикая, то сокрушаясь. А когда, наконец, убеждается, что это не шутка, садится в свое кресло и внимательно смотрит на меня.

— Откуда это у тебя? — спрашивает он со всей серьезностью, на которую только способен.

— Сегодня утром прислал Терехов, — выговаривая каждое слово, отвечаю я. — Ему нужен скан счета прямо сейчас.

— Даже не хочу знать, что ты для этого сделала! Но ты спасла мою задницу.

— Неужели? — я улыбаюсь. — Давай не будем заставлять Терехова ждать, пока он не передумал. Сможешь подписать счет и договор у Петровича?

— Я сейчас сам все сделаю. Посиди пока тут, сейчас Настя принесет тебе кофе или чай, или еще что-нибудь.

И он убегает из кабинета, крепко прижимая к себе договор. Когда я остаюсь одна, здравый рассудок и тщеславие снова затевают свой спор с такой силой, что у меня начинает болеть голова. Закрываю глаза и сразу же вижу перед собой Терехова: он щурит глаза и ухмыляется.

Вечером Рябинов собрал наш департамент в близлежащем пабе. Сижу за столиком с Аней, пью зеленый чай и наблюдаю за коллегами: изрядно подвыпивший Шаров что-то вещает новой сотруднице Алевтине — эффектной платиновой блондинке лет двадцати пяти; Лидочка вьется вокруг Рязанова, одаряя его томными взглядами и похотливыми улыбочками, а он пытается абстрагироваться и обсуждает с Моськой выполнение плана за первый квартал.

— Когда можно будет уйти? — интересуется Аня. — Ненавижу корпоративы!

— Прямо сейчас, — отвечаю я.

— Ты не обидишься?

— Нет. Я сама скоро уеду: хочу провести отпуск у родителей.

— Тоже мне отпуск! Ты в четверг уже будешь на работе.

— Этого хватит, — я улыбаюсь.

— Ладно, я поехала. До четверга.

Она встает, снимает свою куртку с вешалки и, по пути одеваясь, направляется к выходу. Но я недолго наслаждаюсь одиночеством: ко мне подсаживается Шаров.

— Признайся, крошка Мэри, как тебе удалось влезть в «Оушен»? — спрашивает он, и черти в его глазах танцуют сальсу.

Кому-нибудь другому я бы ответила, что сделка с «Оушен» — это показатель моего профессионализма и деловой хватки, но только не Шарову. Почему он вообще интересуется?

— Вообще-то, это заслуга Вити, — изображаю улыбку.

— Да ладно? А кто прислал цветы, тоже не расскажешь?

К чему он клонит?! Сохраняю внешнее спокойствие, хотя по спине пробегают мурашки: вверх, вниз и снова вверх.

— Ты слишком любопытный, Георгий.

— А ты — зануда, — он морщит нос. — Лучше я вернусь к Алевтине.

— Удачи.

Как только Шаров уходит, его место сразу же занимает Рябинов, разгоряченный парой литров, а, может, и больше, эля.

— Куда Безухова делась? — спрашивает он.

— Ей срочно пришлось уехать: какие-то семейные проблемы.

— У нее? — он смеется. — Она же не замужем!

— Я тоже, если ты не забыл.

— Я не успеваю следить за твоей личной жизнью! — его смех становится еще громче.